POV Брайана
..этим апрельским утром я проснулся не только от звона будильника, но еще и от какого-то громкого стука. Что за хуйня, с трудом ворочались в моем сонном сознании мысли, и стучат вроде не в дверь, а тогда куда? И только спустя несколько секунд я сообразил, что стучат непосредственно мне в грудь, и стучит ни что иное, как мое собственное сердце. Оно, сука, колотилось, как бешеное, грозя проломить ребра и эффектно вывалиться кровавым куском мяса прямо на мои синие шелковые простыни. Надо срочно встать, трепыхнулась здравая мысль, не хватало еще инфаркт схлопотать на ровном месте да еще в возрасте Христа, да, встать и принять холодный душ.
И уже приняв кое-как этот самый душ и даже не побрившись, я натянул стандартную офисную униформу, купленную за бешеные деньги в Милане и потащился к машине, пытаясь по дороге понять, что ж такое могло присниться взрослому человеку, если он чуть не умер от разрыва сердца в своей собственной постели. И я уже совсем было сел в свой обожаемый корвет, как черт меня дернул поднять голову и посмотреть вверх. Над головой было ясное весеннее небо, небо цвета упаковки духов... Блядь! Сегодня же ровно год, как я впервые увидел, нет, сперва услышал, а потом увидел...в общем, его - белобрысого кукловода, чьи нежные синие глаза снились мне каждую...каждую...но только не эту ночь! И внезапно меня осенило - сердце колотилось не потому что мне что-то приснилось, нет, оно выпрыгивало из груди потому, что сегодня во сне я не видел ровным счетом ничего, сегодня во сне меня окружала сплошная непролазная тьма.
Так, спокойно, Кинни, это даже хорошо, уговаривал себя я... Нет! Это просто охуенно, это значит - свобода, это значит, я могу больше не искать непонятное "кое-что еще", а напротив, наконец-то получать удовольствие от того, что у меня есть - здесь и сейчас. А это - семизначные цифры на моих банковских счетах, которыми так любит потрясать перед моим носом гордый Теодор, это - потребность купить себе дорогущий суперкар, и прекратить наконец парковать свой старый (хоть и раритетный) корвет между новеньким красным мазератти моего заместителя и новым же серебристым мерседесом S-класса моей помощницы, это - желание хотя бы раз заглянуть в каталоги новых пентхаусов Золотого Треугольника, которые эти оба моих помощника-друга регулярно подкладывают на мой стол, это - Ибица и Марди Гра, и толпы готовых на все парней с упругими задницами, да мало ли еще что... Жизнь прекрасна, Кинни, думал я, идя по коридору в свой кабинет, прекрасна и удивительна, только... почему же именно сегодня мне ничего не снилось... блядь, я не буду об этом думать, не хочу и не буду!
Влетев в свой кабинет и обнаружив там Синтию, которая втихаря пыталась спереть примерно половину яблок из моей вазы в целях сохранения моего же здоровья, я беззлобно рявкнул:
- Брысь отсюда!
- Ой, да пожалуйста! Тебя, кстати, Теодор уже искал. Он чего-то опять рвет и мечет, - гордо вскинув голову, ответила она. - Звать?
- А хули делать, зови. Как же вы оба мне надоели, - сказал я, падая в кресло.
Теодор ворвался в кабинет, потрясая какой-то бумажкой.
- Вот, полюбуйся, во что фирме обходятся твои художества, - заорал он.
- Во что и какие именно? - осведомился я.
- В шестьсот тридцать восемь тысяч долларов. А именно - твой дурацкий, ничем не объяснимый отказ от транспортной льготы, - прошипел он.
В дверь просунулась белокурая голова.
- Из "ТГК" звонили. Требуют, чтобы ты срочно приехал в аэропорт, там какое-то заседание по поводу реконструкции, нужно твое мнение...
- Да они заколебали! Когда это уже все кончится?! - застонал Шмидт.
- Через два года, - кротко сказал я, подхватил пальто и пошел на выход.
А когда моя машинка весело неслась на запад, я представлял себе, что сказал бы Теодор, если бы узнал, что в шестьсот тридцать восемь тысяч долларов обошлось "Киннетику" задетое самолюбие его владельца, и это только за один год, а впереди еще два. Да он сразу сдал бы меня в маленькую тихую больничку доктора Кэмерона и правильно бы сделал. Нет, а куда же еще? Я и сам понимаю, что это все очень глупо, жаль только, поделать с собой ничего не могу - ирландская кровь, гены тапком не раздавишь...
Совещание по реконструкции было похоже на десятки других, точно таких же совещаний, на которых ваш покорный слуга имел несчастье присутствовать. Крики, вопли, обвинения в непрофессионализме и перерасходе средств, и все это с грубым переходом на личности, в течение примерно пяти часов наполняли комнату и мой, измученный отсутствием приличного кофе, мозг. Особенно в этот раз отличился сеньор Лучано, да, да, тот самый толстый итальянец, который, судя по всему, так здорово отделал пентхаус мелкого любителя русского авангарда, что получил генеральный подряд на оформление всего нашего огромного объекта. Видимо припомнив мне оранжевое выступление годичной давности, он, выведя на большие экраны изображения дубайского дьюти-фри, потребовал моего мнения по поводу художественных достоинств этого произведения неизвестных мне дизайнеров. Я поднялся и как можно более мягким голосом заявил, что если, не дай Бог, увижу в нашем туристическом кластере хоть один элемент этого позолоченного разлюли-пиздеца, то лично взорву весь аэропорт нахуй своими собственными руками. Половина присутствующих захохотала, и скандал вспыхнул с новой силой, а я пошел курить на пожарную лестницу.
Я стоял и курил, глядя то вниз, на наши припаркованные автомобили, то в сторону бывших терминалов "Хоббс Логистик", которые в своем нынешнем полуразобранном состоянии напоминали мне разбомбленный во время Второй мировой английский городок Ковентри. По проваленным крышам зданий бодро ходили черные человечки, сорванная багровая вывеска билась о раздолбанный торец дома, а в небе со скрипом поворачивались стрелы башенных кранов, переносящие тонны кирпичей и битого стекла. Внезапно внизу резко затормозил знакомый мне черный кубик имени немецкого автопрома, из него вышел Верн и направился к дверям, ведущим в наши помещения. Я сделал еще пару затяжек и, услышав его шаги за спиной, обернулся, намереваясь как можно более едко прокомментировать сегодняшнее мудацкое заседание, но не успел, напоровшись на его непривычно недоброжелательный взгляд.
- Ну, и что вы на меня смотрите, как Элтон Джон на натурала? - напрягся я.
- Просто очень не люблю ошибаться в людях, - спокойно сказал он.
- И в чем же конкретно ошибка?
- Да так... Просто думал, что вы умнее, Кинни, - с непонятной горечью сказал этот кретин, после чего развернулся и ушел.