– То есть?
– Это всё-таки не шибко хорошо, что твоя любимая так наседает на созерцание картин. Лукавила я. Здоровье в данном случае далеко не стопроцентное.
– Вы поняли, что Виолетта будет выискивать способ заняться исследованием Кати?
– Да, Дима. Твоя милая всё же немного больна… Но, знаешь, в данном случае это укладывается в известную парадигму о том, что невозможно точно определить границы душевного благополучия.
– В общем…
– Я никого не обманула. Твоя Катя чудачка. С моей точки зрения лучше не трогать, хотя это и не совсем верно. А вот Виолетта могла заинтересоваться с избытком.
– Это и произошло! Ваша хитрость, Нина Сергеевна, не удалась. Собственно, за тем я и пришёл – можете ли вы повлиять на ученицу?
– Ну да, у неё сложный характер. Но характер! Я поговорю с ней.
Они замолчали. Юноша думал, как вежливей распрощаться.
– Дима, ты сказал – Катя старше тебя? – прервала паузу женщина.
– Да. Причём намного. Почти пятнадцать лет разницы.
– Интересно. Я тоже была старше мужа намного.
– А сколько ему сейчас?
Она улыбнулась и кашлянула в сухонький кулачок.
– У меня такой возраст, что об этом уже можно спрашивать без стеснения. Двадцать восьмого года я. Войну помню хорошо. А с мужем познакомилась в середине шестидесятых. Была взрослая симпатичная «разведёнка», а он учился у меня. Вспыхнула страсть между стройной преподавательницей и студентом, понимаешь?
– Отлично понимаю.
– Вот… Жили душа в душу. Детей не нажили, но всё остальное было. А когда настало лихолетье…
– Девяностые?
– Да. Он тогда умер. Не вынес позора, в который превратили отечественную науку.
Дмитрий потрясённо замолчал, широко открыв глаза.
Нина Сергеевна улыбалась, глядя спокойно и отрешенно. Пошамкала губами и завершила беседу:
– Знаешь, Дима, не обращай внимания, что Катя твоя странная. Если любите друг друга, всё образуется, никакие психологи не нужны будут. А с Виолеттой я поговорю…
В выходные они не виделись. Страстная патронесса, видимо, стыдилась устроенной ею сцены. Она всё же была нежной, как девушка. Грубость лет, короста пережитого – не тронули сердцевины, Екатерина легко отзывалась на искреннее слово и ласковое движение. Это прельщало, но и вызывало напряжение – Дмитрий боялся уколоть неожиданно чувствительную повелительницу.
И, надо признать, нашло лёгкое пресыщение. Такое бывает в начале романтических историй – любовники охладевают друг к другу ненадолго. Совсем чуть, будто пламя чувства дрогнуло от холодного дуновения реалий, но этого достаточно, чтобы спокойно относиться к короткой разлуке.
Дима не хотел встречи – устал. А она, скорее всего, терзалась самооправданиями.
Он играл в компьютерные игры, забыв обо всём. Немного побыл на улице, понежившись в бархатном тепле наступавшего бабьего лета. Мягкое время года вступало в силу неровно – то холодало на пару дней, то опять всё прогревалось до летнего почти зноя.
Понедельник как раз и получился прохладным. Стылый ветер гнал хмурые облака, пришлось надеть куртку.
Отвлечься вышло хорошо – на работе появился вовремя, выспавшийся и бодрый. В голове пусто, в сердце сквозняк. И не хочется задаваться вопросом, отчего так.
Пальцы знали дело, глаза метко высматривали линии макета, шрифты и плоскости вставали на свои места. Рутина. Но приятная.
Плавное рабочее течение прервал тенькнувший звонок. Виолетта.
– Слушаю, – сказал он буднично.
– Знаешь, извини, – голос её плаксив, – о многом думала эти два дня и многое переосмыслила.
– То есть? – ему стало жаль искренне переживавшей девушки.
– Митя, – Виолетта помедлила, шмыгнув, – Нина Сергеевна умерла.
– Что? – он резко повернулся на стуле, Антон покосился, нахмурившись.
– Возраст. В пятницу после работы прихватило сердце, и в ночь на субботу её не стало. Быстро ушла. Вот как бывает…
Кольнула иголка вины. Вроде не причём, но тем не менее. Устыдившись, Дмитрий промолчал о своём визите к старому врачу.