Воцарилось молчание. Бывший фаворит удивлялся самому себе – тому, что почти равнодушно принял эту весть.
– А теперь, Дима, давай спать. Только прежде полюби меня ещё разок напоследок. Всё-таки никто не делает это так, как ты!
Рука поползла по тугому гладкому бедру – выше, выше, выше…
Часть четвёртая
Виолетта довольна. Оглядываясь вокруг, она видела свою спальню, теснота которой воспринималась особенно остро после двадцати дней отсутствия, и дорожные вещи, небрежность расположения которых контрастировала с идеальным порядком в комнате. Девушка провела рукой по подлокотнику старого кресла, убедившись в том, что пыли не накопилось, и погрузилась в воспоминания.
Блаженная улыбка застыла на губах. Карл оказался мужчиной выше всяческих похвал. Любви не было, но благодарность за сказочный вояж переполняла скупое на восторг сердце.
Он всё понимал, этот седовласый улыбчивый красавец, не допускал пошлости в тоне, всегда говорил взвешенно и ко времени. Ни разу не допустил неточности и фамильярности, демонстративно соблюдал дистанцию, когда это требовалось. И ровно в нужный момент переходил на «ты», сближаясь мастерски, как перфекционист.
Она с первого же взгляда при памятном собеседовании в его кабинете поняла, что тут всё очень просто, если не сказать примитивно. Но то, как этот мужчина обставил обычный служебный роман между начальником и подчинённой, делало ему честь.
Он взрослый, умудрённый жизнью блистательный профессионал на пике сил и красоты. И, конечно, льстило такое внимание. Никогда Виолетта не страдала заниженной самооценкой, даже тогда, когда внезапно растолстела. Но сейчас чувствовала себя просто императрицей. И Карл охотно подыгрывал ей. Опытный мужчина – знал, как прогнуться перед властной натурой, оставшись фактическим повелителем.
Норвегия встречала холодом. И немудрено, начало декабря. Серо, сыро, темно. Дома в родном городе директора клиники лепятся близко друг к другу, смотрят хмуро и тяжелы во всём. Камень впитал стужу и слякоть. Здесь нет морозов до скрипа, климат гораздо мягче, но Виолетта мёрзла – липкий снег и пронизывающий ветер, пробирало до костей, хотя никто о них не вспоминает при столь мягких обводах туловища.
Жилище родителей хранила родная сестра Карла, жившая там с мужем, высоким тонкокожим блондином. Наполовину лысый череп его, покрытый мелкими коричневыми пятнышками, вызывал два неодолимых желания: погладить и сделать трепанацию.
Все вокруг улыбались. Скажут что-нибудь и – непременно все зубы напоказ, дескать, мне много лет, но я знаком с отличным стоматологом. Нет, конечно, никто такого не думал, Виолетта домысливала на российский манер. Просто у европейцев обычаи иные.
Дом небольшой, зато комнат в нём хватало. Сестра с мужем обитали на первом этаже. Карл и его спутница поселились в раздельных спальнях на втором этаже. Галантный шеф держался подчёркнуто корректно. Конечно, он ещё в самолёте намекнул, что девушке не стоит думать уйти от неизбежного. Но, во-первых, она в силу темперамента и не помышляла противиться, а во-вторых, обаятельный норвежец не торопил события. Рассудительно, почтительно, с соблюдением церемониала – всё чинно, как в Европе.
Ни разу за всё время пребывания в отчей обители статный начальник не потянулся облапать доверившуюся сотрудницу, как это бывает сплошь и рядом на родине суровых русичей. В краю не менее суровых норманнов их потомок соблюдал приличия подчеркнуто строго, будто в дело вмешалась религия.
Всё случилось уже тогда, когда коротким авиаперёлетом пара перебралась в Париж. Остались позади пресные и откровенно скучные встречи с именитыми коллегами Карла в университете. Их приторно вежливые лики в обрамлении сухого порядка, царившего во всякой мелочи – вся обстановка вызывала ощущение стерильного, рассчитанного по граммам фаст-фуда. А хотелось нормальных русских щей, с салом и сверкающими золотистыми пузырьками масла по ободку огромной чаши.
До находившегося благодаря Ёлке в фаворе Прованса не добрались – французский раунд путешествия оказался коротким. Нашлись дела в России, погружавшейся в зиму. Всего три дня в Париже, но каких!