– Сильно причём. Что не сиделось? Чем не угодила Екатерина? Ты не дурак, ты, прости, кретин.
– Да.
– Красавица, богачка, влюблена. Что звало к подвигам на стороне?
– Именно её любовь ко мне.
– Стал уверен в своём очаровании. Все ложились по одному взмаху… У тебя секс давно был?
– Твоя любимая поговорка, похоже, – он поднял глаза, в них снова была маслянистая поволока.
– В данном случае уточняю факт. Факт?
– Факт, – он усмехнулся и опустил голову, уткнувшись взглядом в пышные груди, которые Виолетта демонстрировала, не стесняясь, будто ум её существовал отдельно от тела.
Они помолчали. Неожиданно легко для грузного туловища девушка поднялась:
– Зачем тебе психолог, ловелас?
Он смотрел в ту же точку, будто гостья не сдвинулась:
– Незачем. Просто выговориться некому.
– У тебя нет друзей?
– Видимо, нет. Этот город такой…
– …Это ты такой! – Виолетта прервала резко, но смотрела очень спокойно. И её не заботила собственная нагота. – Здесь не нужен психолог. Это вопросы самого человека. Личные. Это дело твоего сердца. Ты понял? Сердца! – она говорила тоном мудреца, негромко, вкрадчиво.
Дмитрий уронил голову ещё ниже:
– Извини, Ви. Ты благородна на самом-то деле. Честна и благородна.
– Дошло наконец-то! – девушка смягчилась. – Ещё помнишь это забавное прозвище, придуманное тобой.
Она поцеловала скисшего парня и поднялась, начав собираться.
Снег падал завораживающе медленно – все хлопья опускались разом, ровной взвесью. От этого тихого зрелища Дмитрий впал в оцепенение. Благо здесь его не особо видно – он сидел на низкой чугунной ограде пустынного парка. Рабочий день, тут некому быть утром. А у дизайнера отпуск. И печальный взгляд медленно движется по открывшейся картине – белое безмолвие в центре просыпающегося города, хмурые деревья и неторопливый гипнотизирующий снегопад.
– Ха! – он вздрогнул. – Что, напугала? – Ольга подкралась сзади и веселилась оттого, что осталась незамеченной. Румянец на щеках превращал её в озорную девчонку. Хотя всем уже давно ясно, что стерва умна не по годам.
– Привет! – он расцепил руки, сложенные на груди и, повернувшись, нехотя чмокнул в холодные губы.
– Что за меланхолия? Зачем звал?
– Хотел повидать и поговорить перед тем, как свернёшь на работу.
Она грациозно прогнулась, смотря исподлобья и вдруг, резко выпрямившись, клацнула безупречно ровными зубками около его подбородка.
– Ты хочешь меня? – её дыхание было совсем рядом. Пахло мёдом с губ.
– Всегда хочу…
– Поэтому избегаешь столько времени?
– …Всегда хочу. Но надо кое-что сказать и решить.
Девушка нахмурилась. Им мешала низкая оградка парка. Они одновременно положили ладони в перчатках на чугунные выступы.
– Не скрою, льстит, что на меня обрушилось столько женского внимания. И некоторое время тем наслаждался…
– Да, помню. И? – в зелёных глазах мелькнула злость.
– Ты самая обворожительная из всей чехарды женских образов.
– Ты к чему клонишь, господин самец? – она приблизила лицо и смотрела снизу, смело и дерзко.
Так они стояли несколько секунд, вглядываясь в глаза друг другу.
– Вы не подскажете, где здесь метро? – вдруг совсем рядом спросил незнакомец. Очнувшись, парочка синхронно махнула в нужном направлении. Прохожий глянул недоумённо и скрылся за стеной падавшего снега.
– Я скучаю по Кате, – сказал Дмитрий негромко, поджав губы.
Девушка посмотрела с прищуром, оттолкнулась от оградки и, не сказав ни слова, ушла.
А заказ так и оставался – на йоту недоделанным. Идеальному заказчику желалось вишенки на торте. Впрочем, верхняя «си» была самым важным ингредиентом, не просто последней завитушкой. Недостающей детали было под силу вдохнуть жизнь в готовый дизайн. Нужны были неслышные, запредельные обертона. Нужен был ультрафиолет и инфразвук. Нужна была победная точка.
Дмитрий смотрел на макет двухмесячной давности – уже в который раз за эти полсотни с лишним дней. В начале их череды была пора разухабистого загула, когда мнилось собственное всесилие. Затем заряд батарей стал падать. Истончилось обаяние. Девушки вновь превратились в труднодоступное удовольствие.