Катя давала ту силу обольщения, которую он неразумно посчитал своей заслугой. И растратил не на ту, что была достойней их всех, мелькнувших в казавшемся бесконечным празднике сладострастия. Особняком среди них высилась, конечно, Ольга, с её змеиным искусством чародейки. Но она не питала. Вроде любила. Но то была любовь снежной королевы. Голову кружит, пленит, но не греет и крыльев не дарит.
В канитель таких раздумий уходил всегда Дима, раскрывая макет особенного заказа. Срок разлуки рос, и он пытался решить задачу всё чаще. И каждый раз мысль утекала далеко от работы – корил себя и наблюдал следствия из столь поучительной истории. Сломалась радужная катапульта – та, что однажды подбросила его до требуемой высоты. Тогда была любовь. А сейчас только ветер и пасмурное небо.
Вздохнув, Дмитрий закрыл файл, не исправив в нём ничего. Почти час смотрел на узоры и линии. И не видел их – думы колыхались далеко. Очистительная сила клокотала в груди и холод одиночества вместе с нею. Катя нужна была, словно воздух.
Один раз решился позвонить. Но монотонные долгие гудки упрямо отвечали «нет». И парень не рискнул быть слишком настойчивым.
А потом он увидел, что её магазин закрылся. Ко всему прочему примешалась и тревога.
Она нужна была ему. Без этого не выполнить заказ.
Хмыкнув, Дмитрий удивился циничности завершающей мыслишки.
Конечно, дошёл бы сюда, как казалось, даже с завязанными глазами.
Ничего не изменилось. Только зима. А двор тот же. И ухоженный вход – словно волшебный импритинг. Моментально вспомнилось всё, вплоть до запахов.
Дмитрий не был показушником, иначе бы последовала картинная сцена с закрыванием лица руками от печали и раскаяния. Он лишь тискал губы и смотрел невидяще на этот выжигавший душу гештальт. Должен решиться. Слишком больно, незачем беречь гордыню.
– Вы меня помните? – Дима заискивал перед охранником.
Пожилой мужчина моментально понял наивную попытку потаённого извинения перед совершенно посторонним человеком. И глянул с лёгким презрением, возвращая паспорт:
– Екатерина Семёновна здесь уже не живёт.
– А где? – улыбка слетела с лица молодого человека.
– Не знаю, – охранник небрежно отсалютовал и вернулся к карманному телевизору.
– Ну?
– Что?
– Как?
Вероника, в задумчивости опустившая телефон, смотрела непонимающе. Похлопав глазами, опомнилась:
– Ни то ни сё. Пятьдесят на пятьдесят.
– Ни мы их, ни они нас?
– Именно шулай. Артур говорит, судьи не дураки и вроде не куплены. Факт побоев налицо, но мотивы со стороны обвинения абсурдны. Не клеится их версия. А Пашка психует малость, в бой рвётся.
– То есть?
– Шепчет на ухо твоему бывшему, предлагает отметелить тех мерзавцев.
Екатерина вздрогнула:
– Скажи, чтобы и в мыслях такого не было! Убедительно скажи!
– Хорошо, дорогуша… Ты только очнись.
Красавица, снова едва заметно вздрогнув, перевела взгляд на подругу:
– То есть?
Вероника, помедлив, села ближе, громко передвинув тяжёлый кухонный табурет:
– Ты будто больна стала, Катька. Без слёз не глянешь. Всё время в себе, иссохла. Ест тебя поедом этот прыщавый гад.
– Не говори так…
– Имею полное право. Контора накрылась медным тазом… почти. Ты не можешь собраться, всё рушится.
Екатерина опустила голову, подруга, встав, обняла её за сникшие плечи:
– Мы вылезем, подруженция. И с теми гадами разберёмся, правда на нашей стороне. Ты только очнись от этой беды. Он всего лишь мальчик.
– Это пока. Потом будет мужчиной, это ясно, – ссутулившаяся красавица погладила Веронику по руке.
– Когда будет, тогда и сохни.
– Суть одна всю жизнь. Значит, он мой. Не могу… Задыхаюсь.