Изумрудный тугай почернел.
Токтамышем угнетена,
Чем ты стала, родная страна?
Чем стал и я, печали копя,
Я, отторгнутый от тебя?
Но пока для меня сладка
Дорогая Идиль-река,
С ней — Яик, Нукрат и Чулман
Орошают двенадцать стран,
Но пока у меня есть кров,
Дом, который с детства люблю,—
Я не сдамся, не отступлю:
Превратившего вольных в рабов
Токтамыша я зарублю.
Дом родной, отвоюю тебя,
Благоустрою, восстановлю,
Я избавлю тебя от зол,
Дом родной, я к тебе пришёл!»
И когда отдыхали полки
На берегу Яика-реки,
Хан Токтамыш увидел сон.
Он проснулся, сном потрясён.
Стал раздумывать, стал гадать.
Что же может сон означать?
Был у властелина страны
Старец, разгадывающий сны.
Хан Токтамыш его призвал.
«Эй, предсказатель, — хан сказал,—
Снов толкователь, — хан сказал,—
Сон мне приснился во тьме ночной.
Белый заяц бежал предо мной,
Но упустил я беляка.
В светлом Идиле вода глубока,
В добром Идиле на утре дня
Белого утопил я коня.
От коня избавился я,
И домой отправился я,
Домочадцев собрал и родных,
Пир-горой устроил для них.
На золотой положив поднос,
Ляжку с грудинкой я принёс,
Но получилось ни это, ни то:
Сокол-чеглок спустился вдруг,
Ляжку с грудинкой выбил из рук.
Вырос осокорь на дворе.
Рухнул осокорь на заре,
Девяносто листов разбросал.
Я к насесту орла привязал,—
Взмыл он в страхе до самых небес.
Дунул я в охотничий рог,—
Возвратить я птицу не мог,
Навсегда мой орёл исчез.
Растолкуй, о мудрец, мой сон».
Ясновидец сказал в ответ.
«Без лебедей, — таков закон,—
Лебединого озера нет.
Думаешь, — не гремит перекат
В озере, где чайки кричат?
Думаешь: твоя голова
Будет спокойна, будет жива,
Если живёт на земле Идегей?
Да тебя помилует Бог!
Если ты зайца не уберёг,
Значит, — не приведи Аллах,—
Не удержишь державу в руках,—
Ту, что тебе оставил Чингиз.
Эй, Токтамыш, судьбе подчинись!
Если родного Идиля вода
Мутною стала, — это беда.
Если коня утопил в реке,
Если видны следы на песке,—
Значит, прольётся татарская кровь!
К тяжкому горю себя приготовь:
Если ты пир устроил во сне,
То наяву, значит, быть войне.
Ляжка — это ханша твоя,
А грудинка — дочка твоя.
Если съел их сокол-чеглок,
Значит, уже Идегей недалёк.
Не обесчестил бы Идегей
Двух твоих близнецов-дочерей!
Лишней души в себе не держу,
Если же начал я речь, то скажу.
Осокорь на землю упал,
Этот осокорь — ты сам.
Девяносто листов разбросал,—
Это, поверь моим словам,
Девяносто ратей твоих,
Столько же полководцев твоих,
Столько же знамён боевых!
Улетел в испуге орёл,—
Это, пред правдой согреша,
Улетела муха-душа.
Береги, береги её, хан!»
Токтамыш, повелитель стран,
Выслушав то, что сказал старик,
Головою сперва поник
И сказал, побелев, как снег:
«Идегея ты человек,
Ты наставник его души,
Но живого ты не страши
Мёртвого волка головой.
С прахом я род сравняю твой!»
Палачам разъярённый хан
Приказал провидца схватить,
Бросить старца в узкий зиндан[71].
Слух прошёл средь тысяч людей,
Что походом идёт Идегей,
Всполошился огромный край.
Мстительный сын Камала Джанбай
К хану пришёл с советом дурным:
«Идегей был мужем таким:
Тем, кто был его старше на год,
Говорил: „Всему свой черёд,
Мы восстанем, как время придёт“.
Тем же, кто был младше на год,
„Не торопитесь, — говорил,—
Накопите побольше сил“.
Пир Галятдин, старец святой,
Идегея учителем был,
С детства — руководителем был.
Хан, вниманья меня удостой:
Не предпримет твой враг ничего
Без наставника своего.
Пир Галятдина уговорим:
Лишь приблизится с войском своим
Идегей к реке Яик,
Пусть подскажет святой старик
Чтоб Идегей повернул вспять
С грозной местью пришедшую рать.
Мы же войско своё соберём,
Учиним Идегею разгром».
Принял эти слова властелин.
Был отправлен Пир Галятдин