Безлошадному был он конём.
Заблудившемуся — путём.
Был он жаждущему — питьём.
Был он страждущему — врачом.
Одинокому был он мечом.
Посохом для пешехода он был.
Опорою для народа он был.
В четырнадцать — мудрости был сосуд.
Четырнадцать запутанных тяжб
Разрешил его правый суд.
И тогда хитроумный Кин-Джанбай,
Седой, многодумный Кин-Джанбай,
Шесть изо рта выпускавший письмён[27],
Шесть понимавший чуждых племён,—
Колено, придя, пред ним преклонил!
В пятнадцать лет созвал Идегей
Девяносто сыновей
Девяностоглавой орды.
Молвил: «Вступим в борьбу сейчас.
Если я одолею вас,—
Стану я над вами главой.
Одолеет меня один из вас,—
Станет он главой надо мной!»
Идегей, сказав так,
Свой простой снял кушак,
Как знамя, над площадью вознёс.
Начал борьбу Идегей.
Девяносто сыновей
Одолеть его не могли,
Всех Идегей одолел.
Побеждённым он повелел
Снять одежды, в кучу сложить,
И речь такую повёл:
«Это — Токтамыша престол.
Я сяду, вы будете мне служить».
И потом сказал Идегей:
«Тот, кто скачет среди травы,
Кажется, — хан Токтамыш.
Не склоните пред ним головы.
Если „салям“ не скажет он сам,
Первыми не говорите „салям“».
Вот на сивом коне Токтамыш
Показался вдалеке.
Сокол на седельной луке,
А вокруг степная тишь.
Подъехал он к айдале[28].
Увидал, подъезжая, ребят —
Девяносто их, а один
Восседает, как господин.
Он подъехал — они молчат,
Саляма не говорят,
Не склоняют пред ним головы,
Не ложатся среди травы.
Сказал хан Токтамыш:
«Девяносто вы сыновей,
Не найти благородней, знатней,
Но благородство чуждо вам:
Первыми не говорите „салям“,
Не склоняете головы.
Кто из нас старше: я или вы?»
Идегей, слегка вперёд наклонясь,
На правую руку облокотясь,
Токтамышу так отвечал:
«Вначале был старше ты.
Мы будем старше потом.
Ты сам убедишься в том.
Девяносто при нас парней.
Если возраст их подсчитать,
Сколько им лет и дней,
Выходит, что старше — мы,
И нет превосходства у тебя,
Да и нет благородства у тебя:
Первым не поклонился нам,
Первым ты не сказал „салям“.
Оказался непочтительным ты,
Ай, непочтительным ты!»
Великий хан Токтамыш
Налево один раз взглянул,
Направо один раз взглянул,
Ответа найти не сумел,
Назад коня повернул.
Вступил он в ханский чертог,
Покоя найти не мог.
Лёг в постель — не заснул.
Сна не ведал три ночи он.
Не смыкал свои очи он.
Не выходила из ума
Дума тревожная весьма.
Там, где кончался луг,—
Голо в степи вокруг.
Сидят девяносто парней,
Один другого знатней,
Но превыше всех Идегей,
Ибо умных он был умней,
Ибо честных он был честней,
Говорил о нём так народ:
«Он — прибежище для сирот,
Безлошадному стал он конём,
Заблудившемуся — путём,
Хлебом для голодного стал,
Кровом для безродного стал».
Среди девяноста детей
Был сын Дюрмена Урман.
В душе его жил обман.
С детских лет воровство
Было занятьем его.
Он воровал у детей
Игрушечных лошадей.
Трижды крал — не был пойман Урман.
В четвёртый раз был пойман Урман.
Девяносто знатных детей,
Порешив покончить со злом,
Идегею били челом:
«Вора следует наказать!
Соизволь, судья, приказать:
Арканом волосяным
Злодея к скале привязать,
Голову отрубить ему».
Из девяноста своих парней
Приказал Идегей одному
Сделаться палачом.
Был палачом обезглавлен вор.
Стал известен в стране приговор.
Злом наказано зло,
Возмездие быстро пришло:
Бий Дюрмен потерял дитя.
У парней, секирой блестя,
Вырвал он мальчика-палача.
К хану привёл, за собой волоча.
Токтамышу бил он челом:
«Если я сам — бий Дюрмен;
Если мой сын — бий Урман;
Если сына моего
Обезглавил этот злодей,—
Что мне делать с кровью его,
Что мне делать, великий хан?»
Лежавший пред ханом на земле,