Теоретические положения были и остаются стержнем накопления
обобщенных знаний, таких, которые могут быть использованы для
получения новых знаний в другом месте и времени. Теории и методы
(а последние всегда основаны на явных или неявных теоретических
предпосылках) — ядро культурного капитала науки. Стагнация
наступает не только при забвении накопленного культурного капитала,
но и при отсутствии самих структур и механизмов накопления.
Вернемся к книге Л. Гудкова, которая характеризуется
эмпирически обоснованным, комплексным и продуманным взглядом
на происходящие в современной России процессы.
Почему стержневая в книге органицистская метафора разложения
системы и продуктов тоталитаризма при всей своей публицистичной
яркости и провокативности не способна выполнять функцию
128
накопления обобщенного знания? В ней есть лишнее, но нет
необходимого. Лишней является нескрываемая негативная оценка (разложение —
гниение — деградация), переводящая разговор, даже помимо воли
автора, из научного плана в публицистический и идеологический.
Необходимым же является явное выделение параметров (качеств,
переменных), по которым происходит или не происходит
трансформация социальных структур и институтов, общественного
сознания, требуются также формулирование и проверка общих гипотез
об условиях изменения значения этих переменных в том или ином
направлении.
Основной структурный параметр, волнующий Л. Гудкова, вполне
можно реконструировать. Это уровень самостоятельной и
продуктивной гражданской самоорганизации и активности, способный
привести к существенным позитивным изменениям
в институциональной структуре общества. Автор постоянно фиксирует
отсутствие такой самоорганизации и активности (низкие значения
переменной), довольствуясь объяснением этого устойчивого феномена
неизменными свойствами (пост)тоталитарных институтов. Последние
благополучно пережили перестройку и последующее десятилетие,
причем наиболее устойчивой оказалась структура самого
(пост)советского человека — «лукавого раба».
За этими суждениями стоят неявные предпосылки, которые, будучи
сформулированными, могли бы играть роль универсальных гипотез
в смысле К. Гемпеля [Гемпель, 2000].
При разрушении общественных систем тоталитарного типа
сформированные структуры (в том числе типовые структуры
личности) сохраняются.
Эти сохранившиеся структуры полностью блокируют
продуктивную гражданскую самоорганизацию и активность.
Здесь в мои задачи не входит содержательное обсуждение
(не)верности этих или подобных теоретических утверждений. Мне
важно показать, как работа с ними позволяет развивать теоретический
подход. Как только универсальные суждения сформулированы,
появляется возможность сопоставлять их с известным историческим
разнообразием. Очевидно, что наибольший интерес представляют
случаи более или менее успешного преодоления или самоизменения
тоталитарных или близких к тоталитарным режимов (Германия,
Италия, Испания, Чили, Китай, страны Центральной Европы). Кроме
того, в самой России имеется большое разнообразие и по уровню
сохранности тоталитарных структур, и по уровню гражданской
активности. Есть неплохие возможности исследовать
дифференцирующие условия, определяющие стагнацию или динамику.
Обобщенные теоретические результаты таких исследований составили
129
бы «золотой запас» — тот самый культурный капитал интеллектуалов,
который уже не смыть новомодными веяниями.
Кроме того, приходится напоминать и о непреходящей значимости
старой истины: нет ничего практичнее хорошей теории. Л. Гудков
направляет резкие, судя по всему, вполне справедливые инвективы
в сторону «интеллектуальной элиты», не способной представлять
обществу осмысленный образ происходящего, ставить позитивные
цели и т. д. Представим в порядке мысленного эксперимента, что эта
«элита» прониклась воззрениями Л. Гудкова относительно неизбывности тоталитарных институтов,
безнадежности антропологической структуры «советского человека» — «лукавого
раба» и т. п. В таком случае видятся три основных пути: либо цинично
встраиваться в систему, не противостоя ее порокам, но используя их
в узкоэгоистических целях, либо презрительно отойти в сторону
(известная стратегия внутренней эмиграции), либо вовсе уезжать из
этой «безнадежной страны».
Ни один из этих путей никак не отвечает заявленной ценности
гражданской продуктивной самоорганизации и активности. Если же
интеллектуалы будут осведомлены о дифференцирующих условиях
динамики институтов и «антропологических структур», в идеале — о
необходимых и достаточных причинах действительного (не
декоративного, а сущностного) преодоления тоталитарного наследия,
то появятся и фокус общего внимания, и поле для дискуссий, и новые
цели и символы, и точки приложения сил.
Успешная теоретизация
как счастливое сочетание обстоятельств и практик
Итак, одной из главных внутренних причин интеллектуальной
стагнации в современной России является широко распространенный
антитеоретический консенсус. Хорошо известны все применяемые
аргументы против «иллюзий» позитивизма, объективизма, сциентизма,
натурализма, т. е., по сути дела, против общенаучного подхода к
выявлению закономерностей и фиксации их в эмпирически
подкрепленных теоретических положениях. Возобновление этого
старого спора представляется бесперспективным, поскольку широкое
распространение и воспроизводимость феномена антитеоретического
консенсуса в социальных науках в мире и, особенно, в России имеет не
столько рациональные и методологические, сколько более глубокие,
обычно не проговариваемые, социальные и психологические причины.
Рассмотрим вначале общие характеристики и условия социальных
исследований, а затем специфически российские.
Обычно приверженцы номологического подхода (К. Поппер и
К. Гемпель — самые яркие авторы) представляли его как
общенаучную обязательную норму, что вызывало у гуманитариев
130
понятный протест. Однако успешно используемый в естествознании
подход является, скорее, счастливым сочетанием необходимых и
достаточных компонентов, которое превратилось в обычную практику,
получившую нормативный статус.
Получение нового теоретического результата — это изысканное
блюдо, для изготовления которого нужны особые, специально
предназначенные ингредиенты. Если же таковые по каким-то
причинам не известны или не доступны, то блюда получаются гораздо
менее вкусными, что также становится обычным и получает свое
оправдание (рационализацию) в виде антитеоретического консенсуса.
Компоненты успешности теоретического подхода хорошо известны.
Познавательная цель, направленная на исследование общих
закономерностей, причин и механизмов динамики изменения
явлений.
Систематическое эмпирическое исследование разнообразия
случаев динамики с целью выявления инвариантов.
Опора в осмыслении выявленных инвариантов на теоретические результаты прошлых исследований (часто
чужих и отдаленных).
Формулирование общих гипотез, поддающихся операционализации.
Сопоставление случаев с различными значениями заданных
параметров и последующие выводы относительно гипотезы.