брюссельская бюрократия отнюдь не случайно настаивает на
«принципе субсидиарности» (решения всех вопросов на самом низком
возможном уровне), вступая тем самым в негласный союз с городами,
провинциями, местечками всей объединенной Европы поверх
национальных правительств.
Действительно, в объединенной Европе имеет место сложная и
динамичная конфигурация могущества на территориях. Эйфория
отказа от границ уже проходит из-за продолжающихся волн беженцев
и экономических мигрантов из неблагополучных районов Азии и
Африки. Судя по всему, в будущем шенгенская проницаемость границ,
149
если и останется, то только при укреплении внешних границ самого
ЕС, что еще раз подтверждает неизбывную значимость контроля над
территориями, обязательность заботы о могуществе и безопасности, а
значит, и неотменимость геополитики.
Геополитика и российский контекст
В осмыслении истории России, во многом определенной
факторами военного и имперского характера, с ее циклами
модернизации, стагнации, авторитарных откатов, либерализаций и
кризисов, моменты внешней и внутренней геополитики играют
огромную роль [Розов 2011, гл. 11, 20, 21].
Вызывающая протест в либеральных кругах гипертрофия
геополитической риторики (идеологии, пропаганды) в российском
публичном дискурсе вызвала обычный для русского ума
рефлекторный ответ типа «отменить и запретить». Поскольку власти
на запреты у либералов нет, они делают попытки полностью ее
дискредитировать как «занятие неудачников». При этом с водой
выбрасывают ребенка: с гегемонистской, агрессивной, имперской
геополитической идеологией и пропагандой пытаются выкинуть «с
корабля современности» вообще всю геополитику, отрицая право на
существование геостратегии, обзывая геополитическую теорию
«лженаукой».
Да, Россия попала в нынешнюю незавидную ситуацию во многом
по геополитическим причинам. Коротко говоря, с треском провалилась
избранная имперская геостратегия, направленная на восстановление
гегемонии на постсоветском пространстве.
Результаты последней сирийской авантюры не особенно
впечатляют. Если и есть от них польза для престижа и сохранения
военного присутствия России в Средиземном море, то она
перекрывается вредом от терроризма, вспыхнувшей вражды с
сильнейшей в том регионе державой — Турцией, напряжениями в
отношениях с суннитским большинством исламского мира, с
коалицией центров мирового влияния и силы (во главе с США и
НАТО, нравится это кому-либо или нет), с приверженцами светского и
демократического развития Сирии (все они — противники Б. Асада), с
Саудовской Аравией и с Израилем (из-за «дружбы» с
террористической Хезболлой и фундаменталистским Ираном).
К тому же, само это военное присутствие России в
Средиземноморье (база в Латакии), будучи весьма затратным, никак не
помогает национальной безопасности, оно не достаточно для какого-
либо расширения влияния, но, будучи уязвимым для местных
150
враждебных сил, как раз является большим фактором риска для
«престижа могущества» России. А ведь ради него, в первую очередь, и
была начата сирийская кампания.
Теория геополитической динамики как основа анализа
Чтобы показать полезность геополитики как науки для понимания
происходящих процессов, возьмем ту же теорию Р. Коллинза, с
помощью которой он в 1980 г. предсказал распад «Советской
империи» (Варшавского блока и СССР).
Что же полезного может дать эта теория и опыт предсказания для
современной российской геополитики? Насколько оправданы часто
звучащие тревоги об опасности дальнейшего распада России? Откуда
ждать главных угроз? Каковы перспективы укрепления российских
геополитических позиций? Детально все эти вопросы были
рассмотрены в другом месте [Розов 2011, гл. 20-21]. Здесь укажем
только на основные направления мысли, толчок к которым дают
принципы теории геополитической динамики Р. Коллинза.
Большое богатство и большое население страны способствуют
ее расширению за счет меньших соседей. Все без исключения новые
страны, имевшие ранее статус республик СССР, обладают меньшими
геополитическими ресурсами (богатством и населением), чем
Российская Федерация, поэтому именно она для них представляет
объективную опасность, которая, в частности, реализовалась
в практической аннексии грузинских провинций под видом признания
их независимости. Объединенная Европа отчасти сама страдает от
сверхрасширения, что проявилось в плачевных следствиях утраты
контроля за финансами отдельных стран, особенно Греции, в утрате
контроля за внешними границами и растущим напряжением от
захлестывающих волн беженцев из Ближнего Востока и Северной
Африки.
Главные военные державы западной Европы отделены от России
целым слоем малых буферных государств, поэтому страхи перед
Западом и НАТО обусловлены, скорее, возобновлением советской
риторики «для внутреннего пользования», а не реальными угрозами.
Принцип ресурсного преимущества уже два десятилетия работает
на Китай. Если расширить понятие экспансии с открытого завоевания
или аннексии до надежного извлечения наиболее ценных ресурсов из
соседней территории, то приходится признать, что Китай, согласно
долговременным программам «сотрудничества», все больше
становится скрытым владельцем богатых сырьевых ресурсов
Восточной Сибири. Очевидно также, что при продолжении тенденции
вымывания российского населения с Дальнего Востока при
одновременном бурном росте городов, промышленности и населения
151
северо-восточных китайских провинций принадлежность Приморья
России будет все более зыбкой, и оно становится первым
претендентом на отпадение в случае глубокого внутреннего
политического конфликта.
По параметру невыгодная центральность / выгодная окраинность
(грубо говоря, отношение длины потенциально опасных границ к
длине безопасных) положение Российской Федерации более
благоприятно, чем СССР, опять же из-за появления малых буферных
государств на Юге и Западе. Однако центральная позиция по-
прежнему обусловливает немалое геополитическое напряжение: до
сих пор потенциальным противником официально считаются НАТО и
США, что ведет к удержанию значительных военных сил на Западе и
на Дальнем Востоке. Кавказ, Таджикистан и китайская граница также
оттягивают значительные военные ресурсы. При продолжении
падения мировых цен на российский сырьевой экспорт данные
напряжения непременно проявятся.
Геополитическая центральность снижается, когда опасные
границы переводятся в разряд безопасных, а это достигается за счет
надежных союзов с теми, кому можно доверять и кто не планирует
посягать на чужую территорию. Кроме того, по принципу
шахматной доски (враг моего врага — мой друг), снизить угрозы со
стороны наиболее опасных границ можно через оборонительный союз
со всеми актуальными и вероятными противниками угрожающей
державы.
Из этих соображений и теории Р. Коллинза прямо вытекают
императивы установления прочных дружественных союзов с Европой,
США, с Турцией (с которой как раз и началась досадная и крайне
невыгодная для России вражда), а также с Тайванем, Вьетнамом,
Индией (странами, которые испытывают угрозы или напряженность
в отношениях с Китаем), устранения напряженности на Кавказе