Когда я иду впереди, то учусь внимательно вглядываться в природу. Я учусь видеть. Находить правильный путь — значит научиться читать пейзаж. За горным хребтом, под облаками, скорее всего, находится озеро или ручей. Там, где стелется туман, наверняка есть болото. Или, возможно, лес. Там, где море, небо становится светлее. Как ориентироваться по солнцу?
Направо от сосны — муравейник, сломанная ветка. Овечий след. Остатки костра, охотничья тропа. Пастухи, крестьяне, разный обитающий в горах народ, проторили эту дорогу и поднимались по ней, бродя вдоль и поперек по всем окрестностям. А нам остается только найти исхоженные тропы и не сходить с них. Что может быть лучше узкой и протоптанной тропинки через лес, над горами, от деревни к деревне, от усадьбы к усадьбе?
Ведь есть разные дороги: проезжие, объездные, маленькие дороги, которые соединяют маленькие города. Случается, что старые дороги становятся шире и приспосабливаются для лошадей и повозок, по ним возят почту, и они превращаются в главные дороги, асфальтированные и закатанные в туннели, в автострады и шоссе. И тогда постепенно возникают новые маленькие дороги, дороги для пешеходов, и мы медленно и терпеливо преодолеваем их.
Я впереди, Нарве сзади, мы как два ходячих робота, у нас согласованные движения, упорный жесткий ритм, мы идем легко, без помех, не торопясь, в ровном, сдержанном темпе, и любой встречный угадает, что эти двое собираются идти долго.
Мы карабкаемся вверх. Поднимаемся на высоту примерно восьмисот метров. Монастырь расположен на плато, на самом краю горы, он обнесен каменной стеной. Он укреплен и поэтому выглядит грозно, ведь монахи были и воинами. Сегодня позиции охраняет один монах, полный и коренастый, с длинными волосами, окладистой бородой, в толстых круглых очках. Длинное черное одеяние, на голове — круглая шляпа. Он выглядит старомодно, этот православный служитель культа, и чувства юмора ему не занимать. Он шутит по-английски и по-немецки, при этом не стоит на месте и размахивает руками, словно хочет напасть на нас и вышвырнуть нас вон. Но вместо этого он резко протягивает нам маленький деревянный поднос с медовыми коврижками с мелиссой, они светло-желтые и липкие. Он предлагает нам отведать своих сладостей. Я съедаю две коврижки, и он хочет меня благословить.
— На колени, — говорит он.
Я в нерешительности, но припадаю на колени, он кладет правую ладонь мне на голову и читает молитву. Я чувствую, что рука у него сильная и теплая. Думаю: почему я? И что он мог во мне увидеть? Несчастье, тяжелую судьбу? Он молится за меня.
Я поднимаюсь и неожиданно для себя самого начинаю боксировать, танцевать и размахивать руками. Он улыбается, подходит ко мне, поднимает руку и бьет в воздух, ясно, что он умеет боксировать. Мы гарцуем по комнате, бьем по воздуху, уворачиваемся и финтим. У него короткий быстрый удар, он стремительно перемещается, прижимает меня к стене, чтобы отбить мою руку, и наносит осторожный удар ладонью, которая касается моей щеки.
— Нокаут, — кричит он.
Я ошеломлен. Если бы мы дрались по-настоящему, я бы наверняка уже валялся на полу.
Я занимался боксом много лет. Я замечаю, что у него сломан нос.
— Ты, наверное, болгарин? — спрашивает он шутя. — Они любят драться.