— Я всего лишь поздоровался с тобой, Зайнулла — спокойно сказал князь — и не услышал приветствия в ответ. Или война заставила тебя позабыть про вежливость?
— Кто ты такой? — спросил Зайнулла — где твой отец? Я хочу говорить со старшим.
— Я тот, кто не раз бил тебя, Зайнулла — но ты так ничему и не научился. Что касается моего отца — то он тяжело ранен и при смерти.
— Альхамидулиллях… — сказал кто-то
— Если ты не падешь в бою, Зайнулла — тем же ровным голосом сказал князь — знай, что я найду и убью тебя. Возьму кровь за кровь.
Чеченцы скалились, но уже не так уверенно.
— А где твой отец, Зайнулла? Где твои дед и прадед, может, кто-то из них напомнит тебе о хороших манерах?
Зайнулла оскалился как волк — но не прыгнул. Князь еще сильнее сжал рубчатое тело гранаты в кармане. Палец был в кольце, усики разогнуты. Дернул — и…
— Моего отца убили вы, русисты. Но речь не об этом. Это наша земля. И мы все равно возьмем ее, не сегодня, так завтра. В лесах и горах вокруг — скрывается тысяча моджахедов. Зачем тебе умирать, русский? Мы предлагаем тебе — иди с миром. Мы не тронем тебя.
— А моих людей?
— Не тронем и их. Ты нам не нужен. Ты пес — а нам нужен хозяин.
Князь покачал головой
— Пусть твои моджахеды придут сюда. Я хочу их увидеть.
— Это будет последнее, что ты увидишь, русский.
Князь улыбнулся — и чеченцам стало не по себе. Довольно примитивные, мало образованные — они, тем не менее, сохранили то самое животное чутье, которое позволяет молодому волку не вступать в драку за самку со старым и матерым… в животном мире сражаются только примерно равные, слабый подожмет хвост и уйдет, лишней крови не бывает. Точно так же и люди раньше… в большинстве случаев решали конфликты меж собой без лишней крови… до тех пор, пока не появились посланцы из далеких стран и ночные бомбардировщики, всегда готовые сбросить груз туда, где горят три выстроенных треугольником костра. А сейчас они увидели перед собой человека, отринувшего от себя все лишнее и готового отдать всего себя самому древнему и самому страшному искусству — искусству войны. И человека, готового даже смерть — встретить с улыбкой.
Чеченцы, сами ведущие войну уже две сотни лет знали, что такого человека можно убить — но победить его нельзя…
— Лает тот, кто не может укусить — сказал молодой князь.
— Неверная собака, ты меня пугаешь?!
Зайнулла, оскалившись как волк, выхватил пистолет — кстати, не Наган, не старый Смит-Вессон, который обычно тут бывает, настоящий Кольт-1911, откуда только берутся такие. Приставил к голове русского, который и старше то был всего на год — а вместе, им было не больше сорока. Князь медленно потянул руку из кармана — и в кармане была осколочная граната. Пальцы крепко прижимали рычаг. Кольцо болталось на большом. Чеченцы в страхе попятились, они поняли — русский стал в горах, в драках с ними таким же, как и они, и теперь он может подорвать их, прямо здесь и сейчас, подорвав заодно и себя, отказаться от своей жизни как от проигранной карты. Нет, совсем не на то они рассчитывали, когда нападали на русских. Когда на поле брани сходятся настоящие мужчины — ничего хорошего не бывает. Бывает только смерть…
— Я говорю тебе, Зайнулла — сказал молодой князь — что меня не пугает твой пистолет. Меня не пугают и твои нукеры, сколько бы их ни было. Десять, сто, тысяча… Это неважно. Приводи их сюда — и мы умрем, но перед этим убьем, сколько сможем. Вон, твои люди — лежат по всему полю. И еще будут лежать. Только подумай, Зайнулла, каков твой народ, и каков мой. Сколько у тебя есть людей ВО ВСЕМ ТВОЕМ НАРОДЕ? Полмиллиона? Миллион? А нас, русских — сто миллионов. Так какая же разница — сколько нукеров ты приведешь под стены моей крепости, и сколько из них погибнет?
Чеченцы молчали. Сказать было нечего, а гордость — не позволяла отступить.
— Если хочешь, чтобы твой народ остался в живых и жил дальше — сложи оружие и проси великодушия у моего Императора. Он великодушен и наверняка простит и тебя, и твой народ. И вы будете жить дальше. Если нет…
Зайнулла хотел спустить курок — но что-то останавливало его. Нет… не то, что у врага в руке была граната и не то, что смерть русского — означала и его немедленную смерть. Просто он все же был разумен, он даже учился в школе — и это теперь было его ахиллесовой пятой. Присутствие русских в этих горах все же не прошло даром — от русских, Зайнулла научился рассуждать. Вместо того, чтобы просто действовать, как подсказывают инстинкты и как требует голос его крови. А рассуждения — они не были сложными — приводили его к тому, что миллион человек не может победить сто миллионов, так же, как и один человек не может победить сто. У них уже сейчас — двадцать девять человек стали шахидами и еще несколько — вот-вот станут. А сколько они убьют русских — неважно: больше, чем здесь есть, все равно не убьют. И сколько бы ни убили — придут новые.