– Так тебе известен наш спутник, о великий? – переспросил я. Дефальк отвел взгляд и ничего не сказал.
– Разве есть хоть один смертный, чье имя было бы мне неизвестно, северянин Ниффт? Я узнаю имя каждого живого существа, как только оно впервые слетает с губ его родителей. Когда мать произносит имя только что рожденного ребенка, я слышу ее шепот. Сама того не ведая, она сообщает: «О Проводник, вот мой Дефальк, еще одна работа для тебя – рано или поздно».
Гигант негромко усмехнулся. На мгновение стало тихо. В подземелье стояла такая абсолютная и всепроникающая вонь, что я перестал обращать на нее внимание, – так перестаешь замечать рев водопада, когда долго находишься поблизости. В то же время мне показалось, что скорость течения полноводного потока увеличилась.
– Но даже не знай я о нем с самого начала, – прервал молчание Проводник, – узнал бы потом. Разве не я уносил Далиссем к месту ее последнего обитания? О, она не шутила, когда нанесла себе удар. Ни минуты не раздумывая, вогнала она кинжал между ребер прямо в сердце. Оно так и раскололось на две половинки, точно спелое яблоко под ножом кухарки. Вот это была женщина! Ее душа заполнила этот мешок целиком! Он так и топорщился во все стороны, распираемый ее духом! А это, могу вас заверить, нечасто случается. Наша обычная добыча – жалкий сгусток алчности, вырожденческого самодовольства и страха, наподобие этого. Мы бросаем таких слизняков здесь, и они сами находят дорогу на дно ада. Вот так! – И Проводник вытряс мешок через край плота.
Что-то небольшое, с крысу размером, пролетело, отчаянно барахтаясь, по воздуху и шлепнулось в реку. Мгновение спустя на поверхности показалось усатое рыльце без глаз и скорбно заверещало, повернувшись к нам. Исторгатель отпихнул его шестом, и оно уплыло своей дорогой.
– Однако о Далиссем, – продолжал Проводник. – Она одна из тех избранных душ, что завоевали в царстве Смерти почетное место. Души, ярким пламенем горящие при жизни, продолжают сиять и в смерти и получают здесь право на вечное существование – именно существование, а не жалкое прозябание в зловонной грязи. При жизни ее дух был силен яростью. Вот почему в смерти ей было определено место в Долине Беснующихся Мертвецов, среди Ветров Войны.
– Яростью? – вырвалось вдруг у Дефалька. Мы удивленно уставились на него, а он смотрел на Проводника. – Почему яростью? Она ведь умерла ради нашей любви! – В его голосе ясно звучало не только сознание собственной вины, но и скрытое до поры до времени демоническое тщеславие.
– Тем больше твой позор! – отрезал Халдар, хватая Дефалька за руку и сильно встряхивая. – И все равно это была ярость, а не любовь. Неужели ты знал ее так мало? Мне хватило одного взгляда, чтобы понять ее суть, ибо она – само совершенство. Она могла бы убивать врагов голыми руками, она предпочла бы выплеснуть переполнявший ее гнев, а не умереть! Но, связанная клятвой, она была бессильна и могла обратить свою ярость лишь против себя самой. И она нанесла себе последний удар, презирая жизнь в оковах!.
Тихим проникновенным голосом Проводник спросил:
– Она прекрасна, Халдар Диркнисс, разве не так?
– Да, великий Проводник, – был ответ.
– Тебе, Дефальк, – обратился к нему Проводник, – следовало бы видеть ее путь вниз. Жаль, что ты не был свидетелем ее второго рождения из мешка Исторгателя. Столько великолепия из грязной, темной оболочки. Истинные души возрождаются в том же виде, какой их тела имели при жизни. Здесь, на этой самой палубе, лежала она семь лет тому назад и даже не вздрогнула, поняв, где находится. Первым делом она протянула руку, как делает, проснувшись рано поутру, женщина, проверяя, на месте ли ее мужчина. Но Далиссем никого не нашла ни справа, ни слева. Тогда она медленно села и огляделась. Я отвернулся, чтобы не быть невольным свидетелем ее разочарования.
Далиссем не произнесла ни слова. Немного погодя она поднялась на ноги и стала следить взглядом за всем, что проплывало мимо. Всю дорогу она стояла подле меня и смотрела. Ее лицо точно окаменело. Наконец мы остановились у края пропасти Ветров Войны, и я указал ей на лестницу, ведущую вниз. Не меняя выражения лица, девушка повернулась ко мне лицом и опустилась в глубоком поклоне на одно колено. Это был жест, достойный королевы! Потом она вновь поднялась на ноги и стала решительно спускаться вниз, прямая и неприступная. Но у подножия лестницы, на самом краю провала, ею овладел такой гнев, что даже надменность не могла с ним совладать. Она остановилась, подняла стиснутые кулаки над головой и потрясла ими. Затем запрокинула голову и взвыла. И тут же сорвалась с места и ласточкой нырнула вниз, в самое сердце черного урагана.
Все время, пока гигант говорил, Дефальк сидел на плоту, опустив голову на руки. Можно ли ненавидеть слабого? Мне стало его жаль. Но тут он спросил:
– Чего она теперь от меня хочет? Мою жизнь?
– Мы не знаем, – ответил Халдар. Строго говоря, это было правдой. Но разве можно было сомневаться?
Мгновение спустя, по-прежнему не поднимая головы, Дефальк задал новый вопрос:
– И чем же она заплатила вам за эту службу? Халдар фыркнул от омерзения. Странная реакция, – в конце концов, мы ведь и впрямь работали за плату, разве не так? Я ответил:
– Она посулила нам Ключ от Дома Чародея Мармиана. Каким-то образом он оказался у нее. Она показывала его нам.
Я глядел на Проводника с надеждой, ожидая, что он подтвердит мои слова или, по крайней мере, объяснит, как человек, которого давно нет в живых, может стать владельцем Ключа. Но он молчал. Последовала короткая пауза, а потом Дефальк едва слышно прошептал:
– Понятно.
VI
Клоака человеческих душ петляла и извивалась. Целую вечность плыли мы сквозь зловонный лабиринт. Дефальк сидел нахохлившись, точно большая птица, и, без сомнения, вспоминал прошлое. Халдар стоял рядом с Проводником, сосредоточенно вглядываясь в пустоту. Глаза его сверкали в полумраке подземелья.
Я не разделял его холодного восторга. Мне показалось, что течение стало быстрее, тьма реже… откуда-то спереди донесся звук, пока еще слабый и с трудом различимый, но все нараставший. Мне было тревожно. Только теперь я понял, какими разными надеждами жили мы все последние дни, даже когда вместе планировали это путешествие. Для моего друга этот поход с самого начала был актом самоотречения, рыцарским служением. Любя меня, он изо всех сил старался делать вид, что и ему небезразлична обещанная нам награда, – чтобы я не подумал, будто своим молчаливым бескорыстием он укоряет меня за меркантильный интерес. Чудный Халдар! Я читал в его сердце, как в раскрытой книге. Я предвидел, что, когда настанет время, он откажется от своих прав на Ключ, подкрепив свои слова клятвой, и потребует от Далиссем, чтобы та передала его в мое безраздельное владение. Так хотел он доказать этому царственному призраку свою любовь. В его глазах Дефальк был не более чем безродным псом, тогда как Далиссем представлялась ему едва ли не божеством.
Но я-то ввязался во все это именно ради Ключа. Для меня страдания Дефалька были лишь уродливой необходимостью, а Далиссем – прекрасным, но капризным призраком. А потому главное – не терять бдительности и ничего не принимать на веру: здесь, в царстве Смерти, любое заключенное ранее соглашение может оказаться равным нулю, любое заклинание, даже самое мощное, утратить силу. Единственное, что здесь несомненно, – это сама Смерть.
И тут давно не оставлявшая меня тревога выросла стократ. Течение и впрямь стало сильнее – погруженные в эктоплазматическую жижу души отчаянно забились, точно ища выхода. Видимость тоже улучшилась – впереди, словно туман, сгущался желтоватый свет. Сводчатый потолок над нашими головами обозначился яснее. С ужасом я увидел, что у Проводника нет глаз. Вместо них на его лице зияли, точно воронки, заполненные серым дымом сморщенные глазницы.
Но в комнате умирающего у него были глаза – или мне показалось? Сказать не могу, насколько это меня поразило, – я глядел на него не мигая. Наконец он повернулся в мою сторону и молча замер, точно ожидая чего-то.