Если идея социальной свободы переносится на три конститутивные сферы обществ модерна так, как я обрисовал это в предшествующих рассуждениях, а значит, если ее делают плодотворной не только для сферы хозяйственной деятельности, но и для сферы политического волеизъявления и сферы личных отношений, то только тогда вообще впервые обнаружится во всей широте то, за что должен выступать сегодня социализм со своими исконными представлениями. В обществе устроенного на либерально-демократических началах капитализма он представляет историческую тенденцию постепенного преодоления социальных зависимостей и эксклюзии, всегда и повсюду настаивая, что при данных условиях реализация обещанной гармонии свободы, равенства и солидарности еще совершенно невозможна. Согласно социалистическому взгляду, для этого требовалось бы прежде преобразование всех ключевых сфер деятельности, создающее институциональные предпосылки для того, чтобы члены общества могли непринужденно действовать в этих сферах. Перспективой устранения гетерономии и отчужденного труда подобный социализм не сможет удовольствоваться уже и потому, что знает, что современное общество до тех пор не станет подлинно социальным, пока в двух других сферах — в личных отношениях и в демократическом волеизъявлении — еще продолжают существовать принуждение, силовое влияние и понуждение. Поэтому, по сравнению с теоретическим самосознанием своих отцов-основателей, радикально видоизмененный социализм хочет большего, и одновременно все же меньшего. С одной стороны, в своем видении лучшего будущего он не может ограничиваться только представлением (из области экономической политики) об обобществлении при помощи адекватных для этого мер сферы экономической деятельности, потому что за прошедшее время он узнал, что и в любовно-семейных отношениях, как и в процедурах публичного волеизъявления, вообще впервые должны быть созданы условия для социальной свободы; при этом, однако, с другой стороны, он, в отличие от своих родоначальников, уже не может больше опираться на знание о каких-либо исторических закономерностях, и поэтому вынужден всякий раз заново выяснять то, что именно должно быть создано в различных социальных сферах, при помощи экспериментальных изысканий и соответствующей модификации своих знаний.
Однако то, на что, несмотря на все постоянные корректировки соотношения цели и средств, всегда должен обращать свои взоры такой обновленный социализм и куда по-прежнему должен указывать ему ретроспективный взгляд на исторические знаки уже проведенных реформ, — это такая форма социальной жизни, в которой индивидуальная свобода процветает не в ущерб солидарности, но с ее помощью. Для этой цели я, в конце концов, не могу подобрать другого названия, кроме непринужденного взаимодействия всех социальных свобод в различии функций каждой из них. Только если каждый член общества может удовлетворять свою разделяемую им с каждым другим членом общества потребность в физической и эмоциональной интимности, в экономической независимости и в политическом самоопределении таким образом, чтобы при этом он имел возможность положиться на участие и помощь своих партнеров по интеракции, наше общество стало бы в полном смысле этого слова социальным.