Поначалу семья молодого графа смотрела на нашу на ту пору вполне невинную сердечную склонность сквозь пальцы: в конце концов, любовные дела молодых господ с холопками были в порядке вещей. В деревне надо мной посмеивались и шептались за спиной, но чего-то небывалого в этом тоже не видели: бабка так вообще была довольна и надеялась когда-нибудь понянчить правнучек-волшебниц.
Беды начались позже, когда далеко, в Вене, помер король, оставив трон молодой дочке, и это привело к войне. Наш старый господин, граф Христиан, не желавший отпускать единственного наследника на войну, откупился от казны большими деньгами, а для верности решил отправить сына в долгое путешествие по дальним заморским землям, – и каково же было его удивление, когда сын отказался подчиниться и твердо решил остаться на родине, рискуя все же быть призванным в армию.
Молодой господин, который всегда отличался правдивостью, не стал лгать и на этот раз: свое решение он объяснил нежеланием оставлять меня одну. Родственники были порядком раздосадованы его ответом, – а потому мне теперь пришлось опасаться и пересудов, и возможного гнева господ, и встреч с управляющими замка.
На ту пору мне было всего двенадцать, но дни летели, годы шли, а любовь никуда не девалось, и все продолжилось так, как и должно было продолжиться: сделавшись взрослой и дерзкой, я попросту соблазнила его и стала еще счастливее, ходя по самому краю и ежеминутно гневя судьбу. Сдавшись моему напору, молодой барин не стал со мной менее почтительным, но начал все чаще заводить разговор о нашем будущем, которое видел только в одном: венчание, свадьба... И крестьянка, в одночасье ставшая графиней. Не спорю, от этих его слов у меня просто захватывало дух, но… Чувствуя себя с ним уютно и радостно среди лесов и полей, а то и в заколдованном подземелье, я не могла представить себя с ним рядом в замке, в окружении его благородного семейства.
Жизнь шла своим чередом: я работала наравне со всеми, пела в церкви, ходила с бабушкой за травами. И все же – я была наособицу: не званная на посиделки, никем не сватанная, всем чужая, не своя – барская.
Это отличало и отгораживало меня от других. Мои нечастые встречи с молодым графом среди лесов, под солнцем и звездами. Наши бесконечные разговоры, в которых мы постоянно обнаруживали, что одинаково думаем и одинаково чувствуем, что совершенно разные судьбы и жизненный опыт приводят нас к одним и тем же выводам о сути вещей. Мое бесконечное им восхищение. Его нежность и доброта ко мне. Наши долгие взгляды, объятия и касания, в которых мы понимали, что мы неразделимы, что созданы друг для друга, что бесконечно отражаемся друг в друге, словно в зеркальном лабиринте.
***
Бог миловал, и война в первые годы не трогала наше лесное захолустье, хотя граница проходила совсем рядом. Рекрутский набор, случившийся в самом начале, немного проредил ряды деревенских парней и унес с собой старшего из моих братьев, от которого с тех пор не было вестей.
Следующей зимой через наши земли случилось наступление Баварской армии вместе с французами, – но порядком на север от нас. Слушая тревожные рассказы молодого барина о занятии Праги и коронации Баварского курфюрста королем Богемии, я, конечно, сопереживала ему, но… Как по мне, – пусть хоть все там передерутся, лишь бы он на войну не шел, а там уж видно будет.
Впрочем, именно в эту пору он начал все чаще видеть и вспоминать странное, и вскоре ему стало вовсе не до войны.
***
Еле заметная туманная дымка над темной, как ночное небо, гладью священного источника – от его слов и дыхания она колеблется, стелется, как поземка, свивается в причудливые полупрозрачные столбы и крошечные смерчи…
– Я не знаю, как мне избавиться от этого, Кветушка. То, что я считал своими странными снами, оказалось моей памятью… Древней памятью, которая приходит Бог весть из какой глубины и захлестывает мой разум так, что я забываю, на каком свете нахожусь. Я пугаю и огорчаю своих родных, когда отвечаю невпопад или рассказываю о событиях, случившихся триста лет тому. «Безумие» – то страшное жестокое слово, которое не раз было произнесено о моей покойной матери. Теперь безумие – мой удел и мое наследство, наше с ней пагубное сходство, которое может погубить… Ведь она с трудом дожила до тридцати.
«На то я и ведьма, чтобы ты жил до старости, – шепчу про себя. – А если не суждено до старости, – буду рядом сколько отпущено. Нет, ты не безумен, я понимаю и люблю тебя таким, какой ты есть: твое святое сердце, твою странствующую между мирами душу, твою память и твоих призраков…»