Так, тихонечко, шагом, вдоль перелеска и полей, а потом через деревню, мы втроем и доехали до нашего костела. Все это время мой милый – мой муж – одной рукой держал поводья, а другой обнимал меня и нашего ребенка.
А дальше в ход пошли монеты, уговоры и приказы, в итоге которых совершенно ошарашенный отец Шимон сначала обвенчал молодого господина с его холопкой, а затем окрестил их новорожденного сына. К этому времени к костелу подтянулась целая толпа любопытных селян, а главное – бабка Магда, которая приняла маленького Христиана из рук священника и надела на него новую вышитую рубашонку. Через четверть часа к деревенскому костелу подкатила господская карета.
***
Я впервые в своей жизни пересекла подъемный мост замка, – да не пешком, как полагается девице моего звания, а как благородная барыня – в карете, плавно покачиваясь на мягком, обитом нарядной тканью, сидении. Мне было так страшно, что я бы непременно попыталась сбежать и сбежала бы… Если бы на руках у меня не спал маленький Христиан. Если бы всю дорогу меня не прижимал к сердцу, умоляя ничего не бояться, мой прекрасный благородный господин. Мой единственный, мой свет в окошке, мой муж. Мой Альберт.
Нас уже встречали: у подножья парадного крыльца с колоннами стояли рядом старый граф Христиан – наш хозяин и отец моего дорогого мужа, наша хозяйка госпожа Венцеслава, которая доводилась сестрой старому графу и теткой молодому, а вместе с ними толстый пожилой кнеж – капеллан замка. Лица всех троих были не злыми, но и не радостными – совершенно бесстрастными. Чуть в стороне толпились любопытные слуги. Мое сердце ухнуло куда-то вниз.
– Не бойся, – в последний раз прошептал мой любимый, поцеловал меня в висок и, открыв дверцу кареты, спрыгнул наружу.
Подбежавший кучер опустил подножку, – и тогда уж из кареты выбралась я – чинно и плавно, в одной руке держа ребенка, а другой опираясь на протянутую руку молодого графа. Оказавшись рядом с ним под пристальными взорами родни и слуг, я покрепче прижала к себе сыночка и поклонилась, держа очи долу. Щеки горели совершенно нестерпимо.
– Здравствуй, отец, – молодой барин широко шагнул к крыльцу и крепко обнял нашего старого хозяина. – Милая тетушка, – продолжил он, целуя обе руки строгой пожилой дамы. – Святой отец, – он кивнул капеллану. – Я прошу вас, мои любимые и уважаемые родные, просить меня за непредвиденную задержку в пути… И имею честь представить вам мою дорогую супругу графиню Кветуше и нашего сына Христиана.
Три внимательных взгляда остановились на мне, и страх сковал мое тело, словно мороз речушку, – не пошевелиться. Если бы не ребенок, – точно сбежала бы. Или сбежать? Видимо, чувствуя это, мой господин снова шагнул ко мне, положил обе руки мне на плечи. Тишина длилась… Страшная тишина и пристальные взгляды.
Первым не выдержал старый граф.
– Альберт, сын мой, – в его голосе звучали слезы. – Кто бы что ни говорил, – я за тебя, а твое счастье – это и мое счастье. С возвращением под отчий кров, сынок. И добро пожаловать, дочь моя. Не надо так бояться, моя милая: я рад наконец познакомиться с вами и… Позвольте же мне взглянуть на моего внука!
***
Мой муж (каждый раз, когда я произносила это слово, меня бросало в дрожь: я была счастлива и не до конца верила своему счастью, боялась сглазить) велел разместить меня и нашего сыночка в тех же покоях, где проживал сам. Попросил у меня (видимо, не подумавши) прощения за тесноту: всего две комнаты, зато с выходом в маленький сад, разбитый на бастионе – тот самый, к которому вел подземный ход через колодец. Велел принести в свое жилище хранившуюся где-то колыбель и дальше не беспокоить: «Молодой графине нелегко далось рождение первенца, и теперь ей нужен отдых». Отдельные покои для молодой барыни и еще одни для наследника? «Нет, спасибо, графиня сейчас слегка нездорова, и ей будет спокойнее рядом с мужем». Кормилица? «Опять же нет, молодая госпожа – смелая дама и решила кормить дитя сама». Платья и прочие принадлежности для молодой графини? «Подождите немного, дайте ей хотя бы привыкнуть!»
***
– Как вы были ранены? – мои пальцы нежно скользили по переплетению страшных бугристых шрамов, расчерчивающих правую сторону его груди.