***
Когда я открыла глаза, уже совсем рассвело, – сколько прошло времени, час, два?
– Ты прожила полжизни за полтора часа, – словно прочитала мои мысли госпожа Ванда. – Странное ощущение, верно? Только опыт погружения в чужую память помог мне действительно понять, что чувствовал мой сын, когда его разум принимался раскручивать тот невидимый свиток, на котором записаны наши и чужие деяния, с любого произвольного места. Что было с ним, когда он заново проживал эти жизни, год за час, во сне и наяву… Судя по тому, что ты очнулась без крика и седых волос, ты увидела самый первый вариант, верно? – своей едва заметно дрожащей ладонью она взяла меня за руку и на миг прикрыла глаза. – Все верно, именно этот. Он всего лишь умер, ты всего лишь осталась вдовой, но мир удержался на месте. Что ж, тебе, можно сказать, повезло: я видела и второй вариант, и третий, – и, поверь мне, они гораздо трагичнее.
Она вздохнула и посмотрела мне в лицо.
– В одном из них наш Орден, оставшись без самого сильного провидца, прошел мимо вполне рядовой и очевидной проблемы, – и она внезапно переросла в войну, перед которой меркнет и Тридцатилетняя. Яды, ты знаешь? Наука вскоре сможет позволить поставить их производство на широкую ногу. Вымершие города, погубленные армии, отрава, пропитавшая землю. Плюс чума и черная оспа, прибывшие откуда-то с крысами в трюмах кораблей и обозах наемных войск… Мало кто выжил, это стало практически закатом цивилизации. Поверь, мне было тяжело видеть, как раз за разом умирал мой сын, но… Я не зря видела этот ужас, – теперь я использую эту информацию, чтобы найти нужную развилку! Если она, конечно, есть здесь. В другом же варианте… Впрочем, ладно, вижу, ты и так на грани паники. Тебе достаточно знать, что почти при всех раскладах Альберт умирал: тридцать лет становились роковым рубежом, отнимающим у мира одного из его светочей… Я наконец вижу слезы? Посмотри на меня! Ну же, смотри мне в глаза!
Почти как тогда, раньше, ее взгляд пригвоздил мою душу. Прочел, выжал досуха и отпустил.
– Легче? Как бы мне ни было тебя жаль, дорогая крестница, но ты должна взять себя в руки. Должна… терпеть и быть смиренной. В конце концов, девушек этому учат с детства. Особенно среди крестьян, особенно в славянских землях. Ты знаешь, сейчас я думаю, что лучше бы тебе было увидеть тот ужас, о котором говорила я, а не эту не совсем однозначную картину. Мир хрупок, девочка, очень хрупок. И мы, пытающиеся хранить этот мир, не всегда имеем право на собственные чувства. Дорога, выложенная розами, самая простая и очевидная, редко оказывается верной… Такой вот парадокс. И кроме того, – есть еще и предначертанное: словно творец этого мира делал некие наброски, записывал основные мысли, легшие в основу событий, и попытка изменить их может плохо кончиться для мира. Мой сын и его Утешение, Альберт и Консуэло – одна из таких записанных строк, странная, возможно, даже не совсем человеческая сказка: та, что привела к смерти, и тот, что преодолел смерть ради нее, должны стать легендой, которая пройдет через века, песнями, соединившимися в хор, слиянием двух звезд. Одной из тех легенд, на которых построены спасение и надежда мира. Потому в этой легенде Альберт смог преодолеть свою смерть. Здесь он остался жив, будет счастлив и проживет долго, – и попробуй сказать, что тебя это не радует!
Она перевела дыхание.
– И вместе с тем… Я понимаю, что ты могла бы быть ему доброй женой. Ты и Альберт – вы действительно очень схожи, словно вправду брат и сестра. Вы оба с самого рождения наделены редким умением… Я не про колдовство, нет. Вы одинаково умеете любить и жертвовать. И поэтому сложилось так, как сложилось: есть предначертанное, – и есть пришедшее, и мы не в магометанских землях, чтобы разделять любовь на несколько частей. Ты пришла в этот мир искать себе место с ним рядом, но оно оказалось не в его сердце и не в его объятиях. Оно – за его правым плечом. Мой сын мог умереть в нашем варианте судьбы так же, как и во всех прочих, но ты не сделала лишнего шага, – и поэтому… Словом, сегодня была его свадьба, а не поминки. Я благодарна тебе, что ты не пыталась изменить предначертанное и переписать их историю, – вместо этого ты написала свою, – надо сказать, еще менее человеческую. Сказку хранителя. Она в тебе, эта сказка: ты можешь сдать пост, можешь устроить свою жизнь, но ты не можешь лишиться памяти, ты будешь помнить всегда…