– Вы говорили – был и третий? – перебила ее я.
– Да уж, девочка, очевидно, что ты по праву носишь свое прозвище, – она покачала головой. - Ну что ж, уговор дороже денег. Да, был вариант, где вы оба немного поживете. Но ты уверена, что хочешь видеть, какую цену придется заплатить уже за это?
– Да… я хочу понять! – я жалобно посмотрела в ее глаза - покрасневшие, слезящиеся, с чуть заметной сеточкой лопнувших жилок. – Хочу знать, что делала не так…
Графиня устало кивнула, – и наши зрачки снова слились.
***
Вестей от него не было. Не было, не было, не было. Не было и дождей. Тяпка привычно вгрызалась в затвердевшую землю: раз за разом, поднять руки – взмах, опустить руки – удар наотмашь. Снова и снова: вдох – выдох, вверх – вниз – вверх – вниз, нет – дождей – нет – вестей. Пот выступал каплями из-под платка, стекал по лбу и бровям, заливался в глаза. Нет – дождей – нет – вестей, как – потопаешь – так – полопаешь. Еда сама на земле не вырастет, а ты здоровая девка, и никому нет дела ни до твоего выпирающего под тощими ребрами брюха, ни до того, кого ты в нем носишь, – холопское отродье или графского бастарда.
Солнце стояло высоко-высоко – что над нашим полем, что где-то далеко-далеко над другим, где вот-вот должно было развернуться сражение.
Вороной конь, несущий на себе молодого всадника в белом мундире, несся наперерез ровным шеренгам наступающей пехоты – успеет, они еще далеко, зато так можно существенно срезать расстояние до основного расположения войск, куда была адресована срочная депеша. Внезапно в промежутки между колоннами пехотинцев вылетели десятки всадников, а затем откуда-то справа грянул огонь артиллерии, обращая отступающих в толпу, бегущую по трупам своих товарищей.
Я видела жерло пушки, нацеленной из зарослей у небольшой речки, – туда, где через миг окажется всадник на вороном коне. Видела блестящее от пота лицо пушкаря, подносящего палку с тлеющим фитилем к отверстию наверху чугунного ствола. Миг, другой, – смерть, вылетевшая из этого жерла, и всадник, несущий сообщение, окажутся в одной точке, – а там уже не придется гадать, устоит ли живая плоть человека и лошади против несущегося роя раскаленных пуль.
– Поберегитесь! – кажется, я закричала это вслух.
Каким-то чудом он услышал и на скаку повернул лошадь, – зато я, окончательно сомлев, осела на взрыхленную землю.
***
Сынок родился ночью – немного поспешил, как говорила бабка Магда, но ничего страшного. Невеликий собой, но вполне здоровый и ладненький, он выскочил из меня легко, словно пробка из винной бутыли.
Бабка справила все честь по чести: перерезала на топоре пуповину – на силу и воинскую удачу, обмыла и спеленала малого, с заговорами вылила на угол хаты оставшуюся после мытья воду. Денек я побыла с сыночком в хате, справляя нехитрые домашние обязанности, – а уже на следующий отправилась с ним в поле.
На третий день мальчика окрестили. Крестные – Гинек и Ленка – ничуть не удивлялись благородному, панскому имени Христиан, – все прекрасно знали, чей это сын.
Спустя месяц семья молодого графа наконец-то получила от него весточку: он уцелел в сражении и даже не был ранен. Домой он вернулся только в начале зимы, после заключения перемирия, – и первым делом, едва успев поздороваться с родными, оказался у меня на пороге. Увидев меня с радостно воркующем сыночком на руках, мой граф встал на колени посреди нашей бедной хаты и поклялся не вставать до тех пор, пока я не соглашусь ехать с ним в церковь.