В этот же ясный зимний день, держа одной рукой поводья своего Воронка, а другой обнимая меня и нашего младенца, вернувшийся с войны молодой барин подъехал к деревенскому костелу, где отец Шимон обвенчал его с холопкой, матерью его сына. Ближе к вечеру, карета, везущая нашу странную семью, прогрохотала колесами по опущенному мосту замка.
***
– Шрамы… На вас вовсе нет шрамов, – значит вы не были ранены, – мои пальцы нежно скользили по гладкой коже его груди и плеч.
– А должны быть? – мой любимый слегка наклонил голову, целуя меня в висок. – На самом деле, дорогая, я разминулся со смертью на считанные мгновения: успел отвернуть лошадь, услышав крик «поберегитесь», – и заряд картечи пронесся мимо, срезав ближайший куст. Это ведь была ты, любовь моя? Я так явственно слышал твой голос, словно ты была там, со мной рядом… Не делай удивленных глаз, милая чародейка. Я знаю: это была ты, всегда ты, – хранила меня от смерти, словно ангел, и при этом носила под сердцем наше дитя. Моя прекрасная дама, моя богиня, я вечно в долгу перед тобой и готов служить тебе до самой смерти…
– Не надо мне служить, – я приподнялась на локте и посмотрела в его глаза. – Лучше поцелуйте покрепче…
Семья моего милого мужа (от одного этого слова мое сердце готово было петь) вскоре приняла меня, смирившись с неравным браком наследника. Конечно же, маленькой, но увесистой гирькой, склонившей чашу весов в нашу пользу, был наш полугодовалый сын.
Христиан рос не по дням, а по часам, – бойкий, веселый и смелый мальчик, маленький рыцарь, похожий одновременно и на меня, и на Альберта, но больше всего – на своего деда, в честь которого был наречен. Никакой колдовской силы наш первенец не унаследовал, но я вовсе не переживала о том, мечтая когда-то передать эту силу дочери, которая тоже обязательно будет.
Дочери не получилось, – возможно, это было к лучшему. Война началась, когда Христиану было четыре года, – внезапная, как гром с ясного неба. С чего все началось, – не мог сказать никто, но вскоре, казалось, весь мир упоенно резался друг с другом, словно опоенный злым зельем. До нас доходили слухи о расстрелянных из пушек, разрушенных и сожженных городах. О том, что ни одна сторона не брала пленных, а если и брала, – то чтобы позлее замучить. Что какой-то безумный мудрец обнаружил способ добывать зеленый ядовитый туман из крепкого раствора соли, пропуская через него молнии, собранные на железный стержень. Что этим туманом травили наступающие войска, а потом он скапливался в любой низинке, неся гибель и порчу. Вскоре после этого на наши земли пришли болезни – чума и черная оспа. Через пять лет половина Европы оказалась в руинах, и половина ее населения была мертва, но мы в своем высоком замке среди лесов... Мы выжили – до поры.
***
Десятилетний Христиан метался в жару, – щеки пылали, глаза светились сухим больным блеском. Я уже не обманывала себя: на груди и запястьях нашего сына появились россыпи зудящих кровавых точек, которым вскоре суждено превратиться в пузыри, быстро захватывающие всю поверхность тела. Оспа.
– Пить… Матушка, дайте еще воды! – мальчик жадно приник губами к протянутой кружке, а потом снова бессильно откинулся на подушки. – Они зовут и умирают, мама! – он тяжело бредил. – Те двое, парень и девушка, что пели, а потом ссорились… Никуда она не сбежит, никуда…Некуда бежать. Грозы не будет, дуб не рухнет с горы, ветер не принесет к нам ничью душу, потому что эта душа упокоится в Боге…
Приоткрылась дверь, скрипнула половица под тяжелыми шагами. Альберт: в одной руке кувшин со свежей водой, в другой докторский сундучок со снадобьями.
– Вам не стоит заходить сюда! – я вскинулась ему навстречу.
– Это и мой сын, милая, – пожал плечами мой любимый муж. – Я постараюсь ему помочь.
К вечеру стало ясно, что все наши усилия бестолку: временно отступив, жар и бред вернулись вновь.
– Дайте… шпагу… дайте, - Христиан метался из стороны в сторону. – Я клянусь, клянусь… Не отступать. Служить людям. Да, человечеству как большой семье… Пииить, дайте мне хоть глоток!
– Он не вытянется обычными средствами, Кветушка, – мой любимый устало положил мне руки на плечи. – Надо пробовать по-другому. Сейчас, пока мы здоровы, пока сами не упали в эту бездну.