– Вот как?! – господин Маркус повернулся к ней. – Да, господин майор докладывал о неуставных взаимоотношениях в роте. Видимо, молодые бойцы недостаточно загружены работой, раз вне службы у них остается время на что-либо, кроме приема пищи и сна! Кроме того, стоит задуматься о том, что решение о приеме на службу лиц женского пола было все же преждевременным! Иначе как объяснить то, что чуть ли не вся рота забывает о дисциплине, теряет боеспособность и начинает бунтовать при появлении одной-единственной девицы?! Такое произошло впервые за все эти годы, – неужели так совпало?
– Небоеспособна рота, а виновата девушка, – провидица подняла глаза к небу. – Вы не видите здесь логических несоответствий, господин магистр?
– Я вижу здесь повод увеличить нагрузки, – ответил он. – А также, видимо, почаще спрашивать с бойцов знание устава, где много говорится о миссии Ордена, новом мире и служении человечеству, но нет ни слова про любовь и прочие глупости!
– Любовь не спрашивает, когда ей являться, – на лице госпожи Ванды появилось легкое мечтательное выражение, губы тронула улыбка. – И ей все равно, насколько воин загружен и знает ли устав. В ваших рассуждениях, господин магистр, я не понимаю одного: зачем им, молодым и смелым, новый мир без любви? Для чего? Какой смысл в грядущем счастье, если его нельзя разделить с любимыми и передать рожденным в любви потомкам? Честь, долг, слава и прочее – пустые звуки при отсутствии самого главного… Кажется, мы с вами через это уже проходили, не так ли?
Магистр бросил свирепый взгляд на меня, госпожа Ванда покачала головой.
– Пусть слушает и мотает на ус: это касается и ее. Вы поступаете абсолютно верно, карая за нарушения устава, – тут я всеми руками за. Но кара должна быть соразмерной деянию! В том, что произошло, – а я бы назвала произошедшее не бунтом, а восстановлением справедливости, и, надеюсь, вы со мной согласитесь, – вина прежде всего господина майора… господина бывшего майора! Появление в роте этой девушки помогло вскрыть давно назревающую проблему: порядки в боевых частях становятся чересчур жестокими, и на это стоит обратить внимание. На службе оказывается слишком много людей, которых ведет вперед гордыня и жажда славы. Но не любовь, отнюдь не любовь! Как хорошо, что среди них все еще много настоящих рыцарей – таких, как тот благородный молодой человек, что вступился за нее. Так вот, если бы в роте с самого начала было больше девушек, то господин бывший майор, возможно, не испытывал бы искушения сделать из своих воинов боевые машины. Примитивные, лишенные души и смысла, механизмы… В конце концов, у них должно быть что-то за душой – что-то свое, а не общемировое, за что стоит сражаться. Нечто помимо высоких идей и красивых слов, которые можно повторять, не особо задумываясь об их глубинном смысле... Тем не менее, я желаю забрать эту девушку из стражи, господин магистр. Мне нужна ученица, а ее рота… Пусть повышает боеспособность без нее, как вы и настаивали.
– Эта девушка, – стиснул зубы господин Маркус, – если вы успели заметить, сударыня, в данный момент отбывает заключение. Несет заслуженную кару за вопиющий проступок. Слишком мягкую кару, на мой взгляд, и окончательное решение относительно нее еще не принято, а отменять наказание даже для вашей ученицы никто не станет.
– Что ж, – молвила провидица, пожимая плечами, – тогда в эти дни я буду учить ее здесь. Если вы не имеете к ней больше вопросов и соблаговолите оставить нас с моей ученицей вдвоем, – мы сможем перейти к занятиям прямо сейчас.
Она снова улыбнулась – легко, еле заметно, но это произвело обезоруживающее действие на сурового господина магистра: он почтительно наклонил голову, изобразив не то кивок, не то поклон, а затем вышел из камеры.
Ее улыбка… Точно такая же была у ее сына.
Глава 29. ПО ВЕРЕ КАЖДОМУ
Госпожа Ванда, продолжая улыбаться, шагнула ко мне, протянув чуть дрожащую руку, коснулась моего плеча – того самого, с которого свисал клок разорванной рубахи.
– Болит? – сочувственно произнесла она.
Я пожала плечами, – кожа натянулась, стало чуть больнее. Да ерунда на самом-то деле, что там я получила тех ударов – сорок, пятьдесят? Шкура не кафтан – сама зарастет. Карел рассказывал, как били в Прусской армии, – вот это было действительно страшно.
– Где же твои зелья, ведьма?