– К счастью, он не оказался, – Маркус сложил руки на груди. – Но хватило и этого. Мне удивительно, что при возвращении в свой малый мир, практически выстроенный им для себя и своих друзей, годы обучения были забыты им, словно какая-то иллюзия… Да, со стихийными сложно, их нельзя обуздать – только уговорить или поймать в ловушку их собственных побуждений. Итак, причина того, что ты взялась учить стихийную, – в том, что лишь ты можешь подобрать к ней ключ? Или в чем-то ином? В конце концов, ее привел сюда твой сын…
– Да, Маркус, причин несколько, – кивнула она. – Одна из них… наверно, мне интересно с нею возиться по причине родства душ. Не смейся, друг мой, эта девушка действительно во многом похожа на меня. Она сильная, отважная и очень хорошо знает, что такое долг. И она такая… вечно в служении, по сути – фанатичка, но при этом весьма неглупа. Способна на великие подвиги и великие жертвы, – была бы мотивация…
– Ну да, ну да, – глава Ордена усмехнулся. – Кажется, ты уже что-то говорила мне про ее мотивацию. Если я правильно помню, она была любовницей твоего сына: как раз-таки очень преданной и очень фанатичной, готовой для него абсолютно на все. А потому, когда в его жизни появилась прекрасная Консуэло, – эта девица смогла тактично отойти в сторону и не мешать под ногами. Что же до родства душ… Я не хочу, да и, наверно, не в праве вспоминать в действии еще одну стихийную провидицу – тебя саму и твои странные игры со смертью...
При последних его словах Ванда вздрогнула. Через миг она овладела собой и улыбнулась, сделав вид, что вовсе их не услышала.
– О Боже, Маркус... – она подняла взгляд к небу, словно призывая его в свидетели. – Ты как всегда не придаешь значения оттенкам и безнадежно упрощаешь, – и в итоге из прекрасной картины выходит какая-то гнусность… Любовница!.. Бедняжка всю жизнь боялась лишний раз на него дохнуть и молчала о своих чувствах, – хотя и сходила с ума примерно так же, как я по тебе в первые годы. Я не знаю, каким нутром она чуяла, что не сможет принести ему счастья. Что не должна разрушать Легенду. Но в определенный момент ей стало от этого плохо, очень плохо, - поэтому стихийная, сама того не осознавая, заставила мир раздвоиться.
С задумчивым видом Ванда взяла с доски одну из пешек – коренастую фигурку стрелка в шлеме-шапели, с арбалетом и ростовым щитом в руках, с минуту повертела в ладони. Фигурка оплывала, менялась: минута, – и в руках дамы оказалась фарфоровая пастушка, одна из тех, которые ставят на каминную полку сентиментальные хозяйки, – но с тем же щитом и арбалетом. Дама поставила пастушку на доску среди прочих фигур и оперлась подбородком на сложенные руки.
– Знаешь, я изучила эти побочные варианты. Они там вправду очень счастливы вдвоем, но история мира всякий раз весьма отличается от нашей. А ведь отправной точкой послужили всего-то действия юной деревенской колдуньи. Представь – три слова, кстати сказанные девочкой лет двенадцати и даже меньше, – и поворот истории. Вершитель, однозначно вершитель, у нее явный талант. И более того, Маркус... Когда я просмотрела все три имеющиеся версии той побочной ветви, – я увидела в двух из них следы правок, представляешь? Топорных, неумелых, – та, что правила, явно не просчитывала никаких вероятностей и не думала о балансе сил и ситуации в целом, а делала все наобум для быстрого и эффективного достижения своей цели. И, надо сказать, цели она всякий раз добивалась, – но после этого мир начинал катиться в хаос.
– И в чем тогда ее талант? – усмехнулся собеседник дамы. – Привести мир к хаосу – дело несложное, сложное – удержать его от падения.