– А говорил еще, что ревновать не станешь, – вздохнула я. – Не выйдет у нас с тобой просто, Карел… Может, потом поймешь, хотя это и сложно. Это тебе, братец, не коней ронять.
Карел шумно выдохнул через нос, сжал свои пудовые кулаки, лицо его покраснело от прилившей крови. Потом, как в тот раз, краснота сменилась на бледность, кулаки разжались, зеленые глаза стали большими и отчаянными. Он поднялся и, не говоря ни слова, вышел из камеры.
Я снова вытащила портрет моего господина: приласкала взглядом, нежно провела пальцем по нарисованным волосам. В глазах его мне примерещилась легкая укоризна… Знаю, свет мой, я тебе не нравлюсь такая злая. Но как мне еще с этим дурнем-то говорить?
***
– Госпожа провидица, я и вас-то пускаю исключительно под слово господина магистра, – голос моего стража из-за дверей звучал на сей раз гораздо более уважительно.
– Единственный раз, боец, – ответил ему голос графини Ванды. – Единственный визит. Две ученицы попробуют работать в паре: из-за наказания одной из двух у них слишком мало времени, чтобы сработаться… Давай, дочь моя. У тебя десять минут на разговор, потом захожу я.
На этот раз наша певунья была снова в белом – не свадебное платье, попроще, но тоже красивое. Я смерила ее хмурым взглядом. Подобранные по-простому волосы, наброшенный поверх платья черный плащ, – дева явно собиралась второпях. Колдовские русалочьи глаза, которые я привыкла видеть печальными и отчаянными, на сей раз глядели вроде повеселей… Ну еще бы! Некоторым везет, удача сама не просто в руки падает, – еще и следом бежит.
– Здравствуй, – она остановилась посередь камеры, оглядела сырые грязные стены, зябко повела плечами и сочувственно посмотрела на меня.
– И тебе не хворать, – угрюмо отозвалась я.
Вот уж кого мне тут не хватало! Вот уж спасибочки!
– Я слышала, ты была жестоко наказана, – продолжила Порпорина. – Мне так жаль…
– Обойдусь.
– Послушай… Карл, он… Словом, ему тяжело.
– Ты из-за него пришла? – гнев ударил мне в голову, красной пеленой застелил взгляд. – Это он тебя попросил? Я бы сказала, что ему передать, – только ты и слов-то таких не знаешь!
– Нет, не только, – примирительно произнесла цыганочка. – Я… наверно пришла из-за себя самой. Альберт не знает, что я здесь…
– Ну так слушайся мужа и ступай обратно! – рявкнула я.
– Прошу, выслушай меня…
– И не подумаю! Повернулась – и марш отсюда.
Я вскочила с тюфяка и сжала кулаки. Она стояла прямо передо мной, гордо выпрямив спину и глядя мне прямо в глаза – маленькая, тоненькая, хрупкая, какая-то вся светящаяся. Не забоялась меня, не отшатнулась, – наоборот, словно качнулась ко мне: видя, что я на нее зла, зная, что сижу тут за дело, зная, что подбила глаз здоровенному Карлу, – а ее вовсе могла прихлопнуть, словно муху. Певица сделала шаг вперед, прислонилась белым лбом к моему грязному мундиру и обхватила меня руками за пояс.
– Ты такая хорошая, колдунья, – тихо произнесла она своим красивым, берущим за душу голосом. – Такая добрая. Ты нас спасала, за что все с тобой так?
– За дело, – проворчала я в ответ. – Тут армия тебе, не театр с музыкой.
– Армия, – печально согласилась она. – Знала бы ты, до чего Альберт за тебя боится. Никакой мир не длится долго, ты пойдешь на войну, будешь нарочно лезть в самое пекло, – именно потому, что тебе нечего терять. Знаешь, что он сказал, когда узнал, что ты устроила дуэль и оказалась в тюрьме? «Акт отчаяния». Он невероятно благодарен Карлу, который смог тебя защитить. Я расскажу ему, что была здесь и говорила с тобой, – а то, боюсь, он скоро с ума сойдет от беспокойства... И при этом скорее согласится отрубить себе руку, чем нарушит устав Ордена, который сам же и строил. А я вот решила побыть глупым нахальным новичком и пробраться сюда вместе с твоей наставницей, чтобы сказать тебе спасибо.
Я так же угрюмо молчала.
– Знаешь, – продолжила моя удачливая соперница, – тогда, перед свадьбой, когда я поняла, что он – это он, что не было и нет ни другого, ни других… Что всемилостивый Господь сотворил чудо, что мой Альберт и таинственный рыцарь Ливерани – один и тот же человек... У меня в голове все разом встало на свои места. Словно озарение. Пришло время снимать маски, – и я словно увидела не только свою роль, но и все прочие, поняла божественный замысел относительно всех нас. Уже потом я многое передумала: о нем, о тебе, обо мне, о том, что было в замке, в тюрьме, в дороге… Господи, бедняжка моя, как ты все это выдержала? Ты же всю жизнь его любишь, это… так очевидно. Ты буквально растворилась в его жизни, слила свою душу с его душой, а я... Я просто пришла и разлучила вас. И даже после этого ты не стала мне мстить. Какая ты добрая!