Я не помню, как мы преодолели эту долгую дорогу по морозу. Кажется, ехали по очереди на Зденковой лошади. Кажется, вернулись затемно. Кажется, в лесу выли волки – но почему-то не решилиcь напасть на двух усталых безоружных путников и старую клячу…
***
Я пришла в себя уже в пещере. Зденка не было, но в очаге весело плясал свежий огонь. Кажется, день назад (или сто дней назад?) мой господин сидел у этого огня, и я на миг прижалась щекой к его ноге.
Бабка Магда, земля ей пухом, говорила: приворожи, роди ему дитя. Вот так бабка, все, что досталось твоей непутевой внучке: за руку взяла, щекой коснулась, пальцы поцеловала. Все берегла его, боялась слово молвить да задеть неловко… А цыганочка-то, птичка певчая, – уж та не боялась, сердцем его словно мячиком играла, и что? Не ушел мой вихрь в небо, ушел в землю дальнюю. Живой…. Слава богу, живой. Только б жил да было ему счастье. Госпожа Ванда говорила: дело у них, великое, для таких, как они, умных да сильных. Пусть будет ему в том деле удача, а пока… Где очнется, что вспомнит? Не вспоминал бы только любовь свою горькую, – ту, что погубила его ненароком, убила играючи...
Цыганочке небось уже и дела нет, поет где-то и не вспоминает. Да и мне как-то жить-доживать надо… А точно ль надо?..
Я встала и вышла в Зденкову келью, где у нас был сложен всякий скарб. Веревки – вот они, хорошие и прочные. Ножик острый всегда при мне. Что-то тяжелое?.. А вот и маленькая наковаленка, вот и пригодится, на ней и рожки удобные… Тяжелая, конечно, но так и я девка крепкая уродилась. Будет непросто, я знаю. Дух во мне, что приняла от бабки, не захочет умирать, будет меня вытягивать… Ничего, там глубоко. Прости, приживник, жаль мне тебя, тварь бесовскую – да все ж живую. Сколько поколений ведуний тебя пестовали, дочерям отдавали… Сейчас ты особенно силен – переданный через поколение, не растерявший сил при лишней смене носительницы… А мне, глупой, некому тебя передать.
Как-то дошла я с наковальней до озерной пещеры и спину не сорвала, здорова кобылица… была. Новый факел в скобу на стене, старый закрепить между камней рядышком, накинуть на наковальню веревку, обвязать в несколько рядов хитрыми узлами, другой конец петелькой вокруг ног. Распустить волосы, ровно невеста, засучить рукава. А дальше быстренько: нож в правую руку – взрезать левую от кисти до локтя, пока левая не ослабела, – перекинуть в нее нож и разрезать правую. Пока не ослабла правая, – столкнуть наковальню в воду, – а дальше само пойдет… Тело рвануло вперед и вниз, недолго протащило спиной по острым камешкам, а дальше – я полетела... Вот и доведется узнать, есть ли дно у пещерного озера, или правда там бездна!
Вначале было тяжко: вода, давящая на грудь и уши, выворачивающая суставы тяжесть на ногах, – а через минуту стало легко, и я увидела себя со стороны – какая я красивая, лечу через темную бездну, волосы развеваются шлейфом, и кровь из поднятых рук – как две алых ленты…. Темно – а ведь видно… А еще через миг мое падение закончилось – ноги погрузились по колено во что-то мягкое, словно в мех. Да, я увидела мех под ногами. Белый мех… или белый мох. И наковальня куда-то делась…. Движение вверх, быстрее и быстрее, уже почти лежа средь белого мха. Меня подбросило вверх и больно швырнуло животом о береговой уступ. Плеск за спиной, словно что-то огромное обрушилось в воду, волна обдала до пояса, с шипением погас закрепленный меж камней факел. Обернувшись, я успела увидеть что-то огромное и светлое, уходящее вниз, во тьму…. Наковальни при мне и вправду не было, как и веревок, на руках бугрились два розовых, словно бы неделю как затянувшихся, шрама, а голые ноги были все исцарапаны, словно там, на дне, я продиралась через заросли ежевики. Озеро успокаивалось. Вот прошла последняя мелкая волна – и гладь застыла черным зеркалом с дорожкой от факела. А потом в глубине снова открылись огромные, как две луны, глаза, – ровно как год-полтора тому, когда я случайно утопила в этом озере рубашку. Открылись, посмотрели мне в душу, закрылись снова.
Когда вернулся Зденек, я, мокрая и жалкая, сидела в нашей пещере перед так и не успевшим догореть очагом, тряслась от холода и в голос рыдала от злости.
Глава 4. БАБЬИ СЛЕЗЫ ДЕШЕВЫ
– Ты все же решилась уходить…