Словно подтверждая мои слова, бывший майор при виде графа слегка переменился в лице.
– Я не отниму много времени, – мой господин говорил вполне учтиво, но в его прекрасных глазах светился такой яростный огонь, что тут уж кто угодно бы понял: лучше не связываться. – И могу сопроводить девушку в ее роту.
Он почтительно поклонился и подал мне руку.
Бывший майор молча смотрел нам вслед.
***
Мы шли по лесу – как сотни раз ходили по другим лесам, мой мешок каким-то неведомым образом перекочевал на его плечо, мои пальцы держали его за сгиб локтя, – и обострившимся ведьмовским чутьем я ощущала одновременно и бархат его рукава, и тепло его кожи, и упругую твердость его мышц, и биение пульса в жилах… На этот раз я не могла на него не только наглядеться, – но и… надержаться? Прожившая за пару часов несколько жизней с ним рядом, я слишком хорошо помнила тепло этой руки.
– То, что случилось, – невероятно, милая, – его добрые слова, его голос… наслушаться я тоже никак не могла. – Впрочем, я с давних пор отвык удивляться чудесам, что совершает Господь, – и тем более редкими драгоценностями являются те чудеса, что смогли сотворить люди. Такие люди, как ты, дорогая сестра. Я узнал об этом не сразу, но когда узнал… Я понял, что ты не могла иначе. Ты предназначена быть не жертвой, Кветушка, – ты создана для того, чтобы менять мир своей волей. Я скажу снова: это была прекрасная работа, моя дорогая вершительница.
– Вы там умерли, – возразила я, умоляюще заглядывая в его лицо. – Все три раза, и я не смогла этого предотвратить. И была война…
– Я не помню этого, – он покачал головой. – Множественность миров – странная вещь: та жизнь является для тебя и прошлым, и будущим, но ни одно из них еще не произошло, тогда как для меня этого словно бы не существовало. Разве что в виде какой-то очень смутной памяти – отдельные слова, образы… Вероятно, это к лучшему. Все, что делает моя дорогая сестра, – ведет к лучшему и угодно Богу. Я могу лишь гордиться тем, что славная вершительница выбрала меня объектом своих опытов.
– Я же не поэтому, – прошептала я. – Не для опытов. Я хотела как лучше…
– Какая разница, и в мотивах ли дело? – он улыбнулся. – Я все равно не против.
Я продолжала смотреть на него во все глаза – теперь уже без вечного страха быть замеченной. Он был моей мечтой, – но уже не безнадежной, а сбывшейся и отложенной на далекое будущее. Моим светом, который освещал мне жизнь, моим огнем, что согревал меня в этом холодном мире, моим милым, который спасал меня и берег. Моим самым большим счастьем и самой тяжелой утратой, которую я должна не перетерпеть – отменить. Там, в других мирах.
Яркий летний день разгорался вокруг. Мы почти подошли к плацу.
– Нам вскоре придется расстаться с тобою, Кветушка, – продолжил мой господин. – Возможно, надолго, а может быть и нет, – как знать, в этом служении мы не всегда принадлежим себе. Я покину замок через несколько дней и вернусь к своей миссии, еще через две недели уедет и Консуэло. У нас старые легенды, в которых мы не то, что не женаты, – даже не знакомы, а потому придется через какое-то время заново встречать друг друга, влюбляться, ухаживать, заключать брак. Это даже романтично, – если не принимать во внимание весьма длительную разлуку, что предстоит нам с нею в первое время. Я должен проститься с тобой, сестра моя. Не бойся: здесь принято прощаться навсегда, даже когда мы думаем, что разлучаемся на время.
– Мы должны проститься сейчас? – к глазам подступили слезы.
– На всякий случай – да. Так будет лучше, – кивнул он. – А то, что я не успел сказать тебе, – здесь, в этом письме.
Рука любимого человека протягивала мне маленький свиток, перенимая который, мои пальцы коснулись его руки. Ладонь словно пронзило молнией… светлой, яркой, нежной, волшебной молнией.
Я знала: теперь у меня нет выхода, кроме как научиться кроить ткань миров, словно портниха, пройти насквозь вечность и сохранить память… Хотя бы для того, чтобы где-то в дальних мирах на другой ветви еще раз коснуться его руки, а если повезет, – остаться с ним навсегда. Отвести от него смерть. Стать ему женой. Спасти мир. Родить сына по имени Христиан Второй. Спасти мир еще и еще раз – вместе. Дойти до края земли. Родить еще сына, или, быть может, дочь, а может и несколько, творя песню нашей жизни в новых повторениях. Я смогу, свет мой. Ты стоишь жизни. Ты стоишь смерти, и неба, и ада, и всего мира. Я люблю тебя всю эту вечность, а если есть что-то за ней, – то и там тоже.