Они взбегают по лестнице друг за другом: старый барон, барышня (певунья-цыганочка, кто ж ещё?), тощий носатый старик. Хлопает дверь. Слуги внизу выпрягают лошадей, продолжающих храпеть и переступать копытами по талому снегу.
***
Что мне делать, скажи, что мне теперь делать?!! Как я могу спасти твою жизнь – ту, что не смог сохранить никто из тех, кто был с тобой рядом? Кого мне просить за тебя, свет мой? Кто встретит тебя на той тропе, по которой ты уйдешь в небо? Кто назовет твое имя?..
Я не помнила, почему ножны на моем поясе оказались пустыми, а нож неведомо как очутился в руке. Лезвие ударило по запястью – раз и еще раз, косым крестом. Красные капли легли на белый снег, как красные буквы на белую страницу.
Мне больше не надо закрывать глаза, чтобы видеть строки, светящиеся в темноте, свет мой. Твое имя яркими вспышками разбросано среди других слов: на каждой странице – свое созвездие. И еще одно имя – чужое. Не могу прочесть. Оно ускользает. Расплывается туманом от моего пристального взгляда… Это ЕЕ имя.
Я уже не шла – бежала, только снег летел из-под ног, а лес расступался передо мной, словно боясь оказаться у меня на дороге. Я чужая, я не отсюда, у меня нет здесь судьбы. Есть лишь то, с чем я пришла сюда, чего не выбирала, остальное – в моих руках.
– Все миры кем-то рассказаны, моя алмазная, – в том далеком дне старая Свата выпускает сизое колечко из своей трубки, и здесь в воздухе пахнет дымом и дурманящими травами. – Ты же слышала, что в начале было слово? Так и есть, оно всегда в самом начале мира. Просто какие-то миры создал своим словом Господь Бог, а какие-то – люди, сотворенные по его образу и подобию.
Карта без масти падает передо мной на снег, – на ней женщина, сидящая на троне, над которым смотрят друг на друга солнце и луна. Черноволосая женщина в мужском костюме, она подмигивает мне, кладет ногу на ногу и устало откидывается на спинку трона.
– Это ее слово было в начале вашего мира, – говорит Свата. – Если настанет совсем край, – проси ее о помощи, если она захочет и услышит, конечно. Я могу подсказать тебе, это ничего не стоит… Ты можешь искать приметы, идти за птицами, но тебе же вечно некогда, да? Самое быстрое, моя серебряная, – попытаться умереть, но не доводить дело до конца. Пустить себе кровь на перекрестке дорог и попытаться дойти до следующего перекрестка кровавой дорожкой. Нырнуть в омут. Зажечь дымный костер и стоять над ним, покуда не станет двоиться в глазах от удушья. Страшно, красавица? Конечно, тебе страшно! Потому это все – для самого края, когда мнимая смерть лучше настоящей, – а то и своя лучше чужой…
Я выбегаю на крутой берег реки – то самое место, где она делает изгиб, где я когда-то варила приворот. Расшвыриваю снег ногами, в сгущающейся тьме шарю под деревьями, выискивая хоть какой-то хворост, обламываю ветки беззащитных колючих елей. Разуваюсь, становлюсь босыми ногами на их мягкую хвою. Мой костер на берегу… Гори!
***
Она в изнеможении присела на стул и прикрыла глаза от яркого света. За окном звенела и перекрикивалась шумная парижская улица: стук колес, чьи-то разговоры, крики торговок. Весна наконец началась, уже с лотков фиалки продают, – купить себе что ли букетик? В конце концов, заслужила! А вечером просто выпить вина (не меньше, чем полбутылки!) и улечься в кровать, можно даже не раздеваясь, чтобы проспать часов пятнадцать.
Последняя часть романа сдана в печать, эта дорога осилена. Тяжелая, черт возьми, дорога, в которой она ощущала себя не столько творцом, сколько погоняемой лошадью… А если принимать во внимание заскоки подросших детей (особенно бунтарки-дочери, входящей в пору девичества), медленное, но верное, охлаждение вечно ревнивого и истерящего по пустякам все еще любимого мужчины, насмешки недоброжелателей (привычные, честно сказать, они уже не очень-то трогают), наконец – политическую обстановку в стране… То просто удивительно, как она еще не сдохла!
А роман вышел хорошим. Честно – даже очень. Много романтики, много истории (сколько хроник перечитано – на три романа хватило бы), изрядная доля мистики… Ну да, многовато хаоса, – так она и писала быстрей-быстрей, так что кое-какие ошибки неизбежны, будет время – выправит. Да, закончилось все грустно – гибелью главного героя, кто-то из читательниц явно всплакнет над страницами…