– Хорошо, – кивнула она. – Вряд ли здесь очень много таких городов… Ты уже чувствуешь развилку, золотая?
Я прислушалась к себе. Нас опять окружала ночь – темная, непроглядная, с неподвижным теплым воздухом, настолько плотным, что хоть режь ломтями. Луны и звезд не было; Шандор зажег фонарь, свисающий с передка кибитки. Дорога шла вдоль моря, – я догадалась, что это оно и есть, ведь я не видела края этой большой воды, – он был где-то за горизонтом. Вода слабо светилась и чуть заметно двигалась – не волны, нет, а словно зыбь от ветерка, которого не было. Впереди, позади, кругом – везде была эта неподвижная ночь, пахнущая как ларчик с дорогими пряностями на замковой кухне.
– Нет, не чувствую, – я вздохнула.
– Ничего, я покажу, – Свата выпустила еще колечко, которое взмыло прямо вверх, постепенно тая в воздухе. – Зачем тебе в тот город, девочка? Ты идешь по незнакомым землям, что-то или кого-то ищешь… Кого? Своего высокого господина, верно?
Я молча кивнула.
– Значит, ты его все же потеряла… Отдала той, трефовой? А ведь месяц назад ты вовсе не была согласна отступиться от него просто так…
– Месяц?!
– Месяц, год, десять лет – какая разница, хрустальная? – цыганка развела руками. – Сегодня для тебя прошли годы, а для меня дни, завтра наоборот. Тогда, в то утро, вы накрепко запали мне в сердце, дети мои… Вы были такой красивой парой: умный мальчик, наделенный великой силой и завороженный чудесами миров, и храбрая девочка, готовая за ним хоть на край, хоть за край. И вы бы преодолели все, если бы решились тогда уйти с нами. Но вы остались – и что же?.. Над вами тень беды, он где-то вдали и не с тобой, а ты так хорошо научилась убивать безоружных… Скажи, серебряная, если ты сейчас найдешь его, – то наконец заберешь себе?
– Нет! – я сжала кулаки.
– А что ж так, алмазная? Ты чего-то боишься? Судьбы, да?.. Той силы, что губит идущих наперекор? Не бойся, я смогу вас спрятать, – Свата положила руку мне на плечо. – Ты ведь уже поняла: нынче я пришла сюда за вами. Вы нужны мне, дети, так же, как я – вам. Вы поможете мне искать пути, а я смогу запутать следы так, что ни судьба, ни сама смерть не распутает. Когда-нибудь, спустя годы, ты будешь смеяться над своими нынешними страхами. Рассказывать о них любимому мужу и вашим детям – и смеяться вместе с ними…
– Хватит! – перебила я. – Я поехала с тобой не затем, чтоб слушать о потерянных возможностях. Ты говорила, что выведешь.
– Говорила, да, – цыганка усмехнулась. – Только выведешь ты сама… Э нет, погоди, – она покосилась на мою руку, потянувшуюся к ножнам. – Перекресток… ты его чувствуешь? Так говори мне, куда сворачивать. Где будет ближе к этому твоему Берлину?
***
Мы выехали в нужное место спустя полдня (хотя я не могла отследить время по солнцу: в некоторых из пройденных нами миров была ночь, из которой мы порой выезжали в ясный полдень), на шестой не то седьмой развилке. Перекрестки путей, которые ощущались по легкому шуму в ушах – словно ракушку к ним приложила – встречались довольно часто, и вскоре я научилась различать их приметы заранее. Вблизи развилок мир неуловимо менялся. Становился более… прозрачным что ли? Менее плотным – будто старая протертая ткань где-нибудь на локте рубахи.
Мы сворачивали не на каждой, – где-то явно ощущалась опасность, а где-то я неведомым образом понимала, что обе (а иногда и три, и четыре пересеченных дороги) лишь отдалят нас от цели. Иногда переходы из мира в мир были так тесно скучены, что мы переходили из одного в другой и через минуту уже в третий, четвертый, пятый.
На одной из развилок мы проехали мимо большого пожара: казалось, весь мир горел в огне, – лес, холмы, городок на горизонте, ветер доносил до нас жар и резкий, неживой, запах – как от окалины. Колеса кибитки проехали по тлеющей траве, лошадей Шандору пришлось вести в поводу и успокаивать… Хорошо, что у нас получилось быстро выйти оттуда.
Еще один раз мы выехали из-под теплого, как молоко, дождика в морозный зимний день и оказались прямо перед солдатским постом: трое крепких парней в странных шапках и стеганых серых куртках, вооруженные какими-то невиданными короткими ружьями, стояли перед распряженной, видимо, большущей телегой на широченных дутых колесах. Тот, что стоял лицом к нам, широко распахнул глаза и раскрыл рот, но сделать ничего не успел: наша кибитка уже уходила в следующую прореху. Я успела помахать солдату рукой – и еще заметить дорожный указатель на двух языках. Одну из надписей я не смогла прочесть, зато вторая ясно гласила: «На Берлин!» Видимо, мы были уже совсем рядом.