Дрожащими руками она размотала тряпицу, плеснула отвар в кружку, скривившись, выпила.
– Так что, колдунья, можешь сварить мне и яду, я скажу тебе только сердечное спасибо, – вылив в кружку остальное варево, она протянула мне пустую крынку. – Я и так уже в аду. Наверно, не в меньшем, чем ты, – но мне это хотя бы за дело.
В ответ я лишь вздохнула и молча пожала ее протянутую руку. Нет, хорошая все же девушка, не зря мой господин ее выбрал. По крайней мере, смелая и совестливая. Поздновато ты все поняла, – но поняла же? Он придет тебя спасать, – а ты обязательно постарайся сделать его счастливым...
Сказать ей что ли? Я представила, как она обомлеет, если я сейчас просто шепну ей: «А он ведь жив». А дальше что? Кинется на радостях меня обнимать? Упадет в обморок?.. Нет, пожалуй, с добрыми вестями я повременю.
Я лишь кивнула: держись, мол, взяла свою крынку и вышла из камеры, не забыв запереть дверь на все четыре оборота.
***
– Ну как? – спросила Магда. – Будет она тебе за зелье денежку платить?
– Будет, куда деваться-то, – пожала плечами я.
– Ну вот, я ж говорила, что прямо в крепости тебе покупателей найду, – она подмигнула. – Тут, кстати, окромя нее еще две дамы есть. Одна, причем, молодка совсем – навроде тебя или артисточки нашей. Эту вообще строго держат – в башне одну, погулять вовсе не выпускают – ни по двору, ни по валу, никак. Скучно ей, сердешной, – уж полгода так сидит, и сроку еще год. Ей зато книжку читать дозволено, но только одну – Библию, хахах…Прям вот распоряжение такое было, – хошь верь, хошь нет. Видать, нагрешить девочка успела, что мама не горюй. Обвинение у ней – подделка документов и платежных поручений: мошенница, стало быть, но, может, там и не только это одно. Эта-то точно богатенькая, из благородных, платит и за стол, и за дрова, и за обстановку. Думаю, что и зелий бы прикупила, – есть у тебя для красоты какие? Потому как красавица она – глаз не отвести, а все ж успела малость поблекнуть без солнышка-то. Только уж не знаю, как ты с нею поладишь: злющая она девица, как оса все равно. Ругается, а то и посуду бьет. Но ты сходи, попробуй, как знать. Вот тот ключик, что с краю на связке, с большой бородкой, а идти не как к артисткиной камере, а на пролет выше.
Что делать, – чтобы играть заинтересованную в покупателях торговку зельями, мне пришлось сходить в одинокую камеру наверху башни к молодой узнице под номером два. Эта узница оказалась той, кого я меньше всего ожидала встретить в тюрьме… Впрочем, не ждала я такого и от цыганочки.
***
Узница номер два явно ни в чем не нуждалась: ее камера была не в пример суше, теплее и лучше обставлена, чем у певуньи. Когда я вошла, она даже не обернулась ко мне от зеркала (да, оно тут тоже было, а на столике перед ним стояло множество всевозможных разноцветных коробочек и скляночек), и я увидела только прямую узкую спину, обтянутую лифом простого темного платья, да светлый затылок с подобранными кверху волосами.
– Госпожа Шварц сказала мне, что вы желаете приобрести снадобье для отбеливания кожи? – с порога начала я…
И тут она обернулась.
С минуту мы просто в упор смотрели друг на друга и, видимо, взгляд у меня был столь же ошарашенный, как у нее. Потом баронесса Амалия фон Рудольштадт, не вставая с табурета, уперла ладони в бока и громко зло расхохоталась.