Снова подробный разбор, да еще и сравнение с «Лелией»… А, ну это уже типичный образец мужской логики: «Скажите, почему в том романе вы выставляете героинями сексуально раскрепощенную женщину и ее откровенно развратную сестру, а в этом – убежденную девственницу? Значит ли это, что от идеала свободной женщины вы перешли к идеалу невинной девушки?» – о Боже… Нет, дурачок, просто я считаю, что дама вольна быть хоть невинной, хоть развратной, хоть все вместе, – как ей самой удобнее, а не как в обществе приличнее!.. Ладно, этому тоже отвечу, – он хотя бы вежливо спрашивает, хоть и с подковырочкой…
До кучи на пятом конверте сломался нож для бумаги, – пришлось орудовать пальцами и зубами, как в далеком монастырском детстве.
В дверь тихонько постучали, – надо же, в этом доме такого раньше не водилось! – но открыли, не дожидаясь ответа… Пьер? Снова здорОво, как говорится.
– Жорж, прости, – Леру выглядел сконфуженным. – Я думал, вдруг тебя уже не застану, а решать надо сегодня: номер к вечеру уходит в набор.
– Что-то не так? – удивилась она. – Ты все же решил, что созрел для цензуры?
В руках Пьера была пачка исписанных мелким почерком листов – тех самых, что она три часа назад принесла в редакцию; его пальцы нервно перебирали страницы.
– Не так?.. Ну, это мягко говоря… Я бегло пробежался по последней части, что ты принесла... В общем, Жорж, это ужас. С этим надо что-то делать, иначе нас могут попросту закрыть.
– Чтоооо? – ее сонное настроение как рукой сняло. – Снова слишком смело? Слишком революционно? В каком, черт побери, месте?! Я помню, как меня чихвостили за Лелию, но здесь… Героиня чиста, как первый снег!.. Или дело не в ней? Много ругаю власти? Власти, на минутку, Пруссии и Австрии восемнадцатого века! Тоже мне предмет международного конфликта…
– Стой, Жорж. Нет, я о другом – не о героине, не о политике. Я о той ужасной смерти в конце. Ты понимаешь, что так нельзя завершать роман?
– Пьер. Это МОЙ роман. Я писала его не в угоду публике, – помнится, за это ты меня и ценил всегда… Да черт побери, этим я и обеспечивала вам тираж, – читатели с нетерпением ждали, какой нежданный поворот сюжета подкинет эта сумасшедшая… Что изменилось?
– Жорж, дорогая… Нет, не изменилось ничего. Но… Ты понимаешь, что пишешь СЛИШКОМ хорошо? Что это принимают близко к сердцу? Особенно молодёжь. Мы сделали ставку на молодую читательскую аудиторию, представив им твой идеал честной талантливой девушки… А теперь они в это буквально играют! Ставят себя на место героев, порой переживают за них больше, чем за своих родственников… Нет, мне лично… Мне-то все равно по большому счету, кого ты убила в конце, – это твое дело и действительно ТВОЙ роман. Да честно говоря, мне не нравятся ни герой, ни героиня… Прости, но твой граф – психопат, а твоя талантливая девушка – маленькая хладнокровная рептилия… Но читатели, Жорж!.. Твой роман фантастический, – значит, он ляжет на сердце самым романтичным деткам, с самым лютым вывихом в мозгах…
Она собралась было возразить, но Пьер не дал ей вставить ни слова.
– Представь, если некий неоперившийся юноша, отождествляющий себя с твоим мрачным байроническим персонажем, просто решит умереть после отказа любимой девушки выйти за него? – продолжил Леру. – Знаешь, такие юнцы очень легко внушаемы: самогипноз и все такое, он решит убить себя усилием воли – и сделает это запросто!.. А вообрази некую юную деву, которая всю дорогу переживала за судьбу твоего красавца-психопата? Думаешь, мало таких девиц? Да после его смерти она наестся крысиного яда или прыгнет в колодец! Словом, Жорж, я прогнозирую волну самоубийств среди молодежи. Ну, может не волну, но два-три точно. А виноват будет кто? А виноват будет «Ревю индепандант», ставший трибуной для скандальной сумасшедшей писательницы! Ты хочешь судов? Закрытия журнала? Наконец – ты готова смотреть в глаза матерям этих глупых детей?
– О Боже… – она закатила глаза, – думаю, не все так мрачно, но что ты предлагаешь? Переписать концовку? За вечер??? Я могу, что ж, но, извини, выйдет полная ерунда. Как в сказке для малых детишек: а потом прилетела добрая фея, и все сразу стало хорошо. В самый раз для твоих байронических юнцов, а? Так они меньше будут самоубиваться?
– Нет, Жорж, – Пьер нахмурился. – Я отдаю себе отчет, что притянутый за уши добрый финал ничего не спасет. Я хочу, чтобы ты сделала по-другому. А именно: пообещала им продолжение, где все будут живы – и будут вместе… И не смотри на меня так! Я знаю, ты это легко сумеешь, в романе полно сюжетных зацепок… Взять хотя бы склонность твоего сумасшедшего графа к впадению в летаргию. Вот и похорони его заживо, а потом спаси! К тому же, сейчас эта тема актуальна в обществе, чуть не каждый десятый вспоминает ожившего на своих похоронах Петрарку или недавние случаи с детьми Терлэй в Америке и заказывает себе «безопасный гроб» с трубкой…