На последних словах ее голос задрожал, а огромные глаза стали влажными.
– Ему сестра, тебе золовка, – угрюмо вымолвила я. – А думала бы головой да меня слушала, – сидела бы сейчас не в тюрьме, а в замке с мужем.
– С мужем… – по гладкой смуглой щеке красавицы скатилась слеза. Она, кажется, и не заметила. – Ты сама не знаешь, насколько права...
– Чего это я не знаю? – перебила я. – Что тебя с молодым барином повенчать успели, – это у нас только дурак не знает. Мне вот Эльжбета сказала. А что от титула отказалась, – так это ты совсем дурная. Кто ж от такого отказывается? Носила бы сейчас его фамилию, жила в его замке… Ну и мне бы за тобой мотаться не пришлось.
– Это он тебя попросил об этом, да? Сопровождать меня и охранять?
– А кто ж еще-то? – я пожала плечами. – Вот и приходится… Он же тоже хотел, чтоб я тебе сестрой была, эх…
– А ты? Ты… не можешь? Сестрой? Потому что я повинна в его смерти? – тихий голос певуньи ощутимо звенел, слезы одна за одной скатывались по щекам, – она и не думала их вытирать.
– Да ни в чем ты не повинна, уймись, – вот только ее слез мне не хватало! – Просто дура ты, вот и все.
– Дура, – кивнула она. – Еще какая. Господи-Господи-Господи, я не могу так больше! Какой он был… Лучший человек во всем мире. Невероятный. Самый добрый, умный, красивый, благородный… таких больше нет на свете!.. Как он меня любил! А я его даже ни разу не поцеловала... Хотя однажды до этого чуть было не дошло: там, в пещере, когда Альберт играл для меня на скрипке. У меня было видение, где он был ангелом: прекрасным страдающим ангелом с переломанными крыльями. Братом самого Христа… А потом… Я не знаю, чего я испугалась. Вернее, нет, знаю. Я считала его убийцей, ты понимаешь? Его – убийцей! Я же до самого конца была уверена, что ради меня Альберт убил своего названного брата… А уже потом, наутро после его смерти… Я молилась над его телом, и ко мне пришел ваш Зденко – такой радостный, словно получил подарок. Сказал, что вернулся, потому что больше не сердится на Альберта… Как я могла такое о нем подумать, вот как?! И вот – его больше нет на этой земле, а я живу… Его жена, его вдова, которая не подарила ему ни единого поцелуя и ни одной минуты счастья!
Она обхватила меня тонкими горячими руками, и плечи ее затряслись от плача. Ах ты, Господи! Я почувствовала, что и сама готова разрыдаться: ком подступил к горлу, а слезы к глазам.
– Он был святой! – срывающимся голосом прошептала цыганочка, уткнувшись мне в плечо. – Он был ангел Господень!
Она вскинула на меня заплаканные глаза и, увидев мои слезы, расплакалась еще пуще.
– Он был лучше всех, правда? Таких не было никогда на земле – и больше не будет!
– Да, – тихо согласилась я. – Самый лучший на свете. И ангел…
Слезы полились всерьез.
– Я люблю твоего брата! – горячо прошептала певунья. – Ты понимаешь, как я его люблю?!
– Ага, – отозвалась я. – И я люблю… Своего брата.
Так мы стояли и ревели в обнимку – тихонько, вполголоса. Узница и тюремщица. Невестка и золовка. Две глупые девицы, влюбленные в одного и того же мужчину.
– Чего это вы, девочки? – Магда выглянула из кухни в самый неподходящий момент. – Ох, Мари, ну и жалостливая же ты девица!.. А вы не бойтесь, барышня Порпорина, выйдете вы отсюда! Все выходят – и вы тоже. Вот помяните мое слово – совсем скоренько.
Она сама не знала в тот миг, насколько была права.
***
В ту ночь в крепости случился знатный переполох. Бедняга Готлиб, который, видимо, слишком перепугался недавнего разговора с Мейером, снова выдал приступ и отправился во сне бегать по крышам, да только солдаты приняли его за сбежавшего узника, подняли тревогу и открыли стрельбу.