– Солдатики, милые, возьмите меня с собою, не дайте пропасть!
В руке, показавшейся из-за выступа следом, снова был пистоль, хотя стрелять он пока медлил. Ах так! В следующий миг пистоль полетел вниз, а рука отдернулась; стрелок не то застонал, не то негромко ругнулся. А ты думал, я с пяти шагов промахнусь? Вряд ли я прострелила ему руку, но задеть – точно задела. Я вскочила на ноги, перезарядила и снова взвела самострел. Судя по тому, что в это время в меня никто не выстрелил, стрелок все же был один.
Наш солдат, не прекращая целиться из ружья, подбежал ко мне, – теперь мы с ним были аккурат между веревочной лестницей и выступом стены, откуда стреляли. Минуту помедлив, он поудобнее перехватил ружье и побежал туда, к выступу. Оказавшись возле него, здоровяк на миг затаился под его прикрытием, а потом перебросил ружье в одну руку, другой неуловимым движением уцепился за край и резко швырнул свое огромное тело вверх и вбок, переваливаясь на ту сторону.
Я подбежала к краю, выставив вперед самострел и готовясь прикрыть солдата. Рядом откуда не пойми оказался мой господин – стрелять нечем, зато шпага в руке, а цыганочку он, видимо, оставил под безопасным укрытием башенной стены. На сей раз я мысленно возблагодарила Бога за ее обморок: какой бы сейчас с нее прок? А то бы еще и суетиться начала, с испугу-то…
– Тут никого! – крикнул с той стороны солдат.
Ага, значит стрелок сбежал. Или сбежали. Граф побежал обратно к башне за певуньей, а солдат перевалился через выступ на нашу сторону. Спустя минуту мы уже спускались по веревочной лестнице: здоровенный солдат, – под его тяжестью лестница вытянулась вдоль стены и перестала мотаться из стороны в сторону, затем господин со своей живой ношей, – ее пришлось нести на плече, придерживая одной рукой, затем я. Под конец, когда оба мужчины спрыгнули на землю, лестница снова принялась раскачиваться, словно показывая, что я одна для нее невеликий груз. Кое-как преодолев оставшиеся ступени, я повисла на последней, – до земли было, наверно, локтей пять-шесть, – и спрыгнула вниз, в заросли и темноту. Меня поймали в охапку, – жаль, что это был всего лишь наш верный солдат, а не мой барин. В крепости, не переставая, звонил колокол.
Как и говорил Мейер, на берегу нас дожидалась лодка, частично вытащенная на камни, – большая, надежная, приспособленная для хождения по большой реке: в ней имелись даже рулевое весло на корме, снятая мачта и свернутый парус, лежащий меж скамьями. На этот-то парус мой господин осторожно опустил свою красавицу, укрыв ее снятым с себя плащом, после чего мужчины сели на весла – солдат ближе к носу, граф – к корме, мне же осталось сесть за руль. Господин рукой показал, куда править: нам надо было проплыть под дамбой, а затем причалить на той стороне разлившейся реки, в камышах.
***
Это было короткое и быстрое плаванье, наполненное странными сочетаниями звуков: в небе прямо над нами звенела торжествующая полная луна, в крепости бил, не переставая колокол, в нашей лодке легко поскрипывали уключины, и весла с легким плеском уходили в воду, а на берегу, в зарослях, густо перемежающихся цветущей черемухой, вовсю заливались соловьи. В эти недолгие минуты мой господин наконец-то был рядом со мной и на воле: после стольких бед, после этой долгой разлуки. Я снова любовалась им: Боже, как красиво и ладно движутся его сильные руки, налегая на весла… Как волшебно светит луна, оставляя серебряный блик на его черной треугольной шляпе и подобранных назад волосах… Маска? Бог с нею, с маской, – я и сквозь нее словно бы видела бесконечно родные мне черты, прекрасные, как ясная полночь, глаза… Он посмотрел на меня, – и даже через узкие смотровые прорези я почувствовала кроткую нежность его взгляда, увидела его улыбку. Его переполняло счастье – так же, как и меня. Вот только источники нашего счастья были разные: моя единственная отрада была в нем, а его – в девушке, лежащей с закрытыми глазами на свернутом парусе.
– Может, снимете маску-то? – тихонько сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Мы уж не в крепости. Придет в себя барышня, – а вы рядом, то-то радости будет…
– Нет, – мой любимый покачал головой, не переставая грести. – Я буду носить маску до тех пор, пока не доставлю спасенную узницу в безопасное место, после чего мне придется ее покинуть. Она не узнает, что это был я: призрак не должен покидать своей могилы…