Карел, по своему обыкновению, снова перекрестился.
– Погоди, – от неожиданности глоток водки стал мне поперек горла, я закашлялась. – Она что, так и не догадалась, кто он?!
– Ну да, - Карел пожал плечами. – «Ах, снимите маску, дайте мне наконец узнать, кто вы». Если б догадалась, наверняка б такого не говорила, верно?.. А что? Она знаменитая, мало ли у нее было поклонников, неужто всех наперечет помнить должна?.. Или погоди… Господин рыцарь – не просто поклонник? Она была с ним хорошо знакома?
– Да куда уж лучше, – я сплюнула под ноги остатки пойла и вернула Карлу бутылку.
Черт, как же горько, – и во рту, и на душе; от моей радости и следа не осталось.
Вот оно, значит, как, добрая синьора Консуэло… А то ж плакала, хотела его на том свете разыскать и прощение вымолить. «Я никого и никогда так не любила – лишь его одного: хоть живого, хоть мертвого… Альберт, милый мой, кроткий, только ты один и был человеком…», – выходит, все эти слова были ложью? Пустой болтовней, которая была мигом забыта, стоило возникнуть загадочному красавцу, который спасает тебя, скрываясь под маской? Не успела оплакать одного – и уже влюбилась в другого… Какая разница, что это тот же самый человек, для тебя-то он – другой!.. Бедный-бедный мой господин, мудрый человек, он-то наверняка знал, что так и будет, – вот и таился изо всех сил….
– Артистка глупая, – я снова сплюнула. – Пустышка! Ветер в голове, а на уме одни поклонники…
Карел только головой покачал. С неба снова начал накрапывать противный мелкий дождь.
Глава 13. ЗАЛОЖНИКИ ЧЕСТИ
– Ты сам-то знаешь, куда мы едем?
Карел чистил лошадей, я прибирала в карете, наполняя дорожные сундуки новыми припасами для сегодняшней дороги. Время было уже не раннее: на этот постоялый двор, опустевший при нашем прибытии, мы заявились ближе к утру, после бессонной, полной тревог ночи и перехода границы, а потому проспали чуть не до полудня. Денек выдался, как назло, теплым и погожим, – нет бы вчера такой, когда мы под дождем солдатам зубы заговаривали, а господин рыцарь с синьорой через речку вброд переправлялись.
Вообще странный какой-то был постоялый двор: встретив нас и наскоро переговорив с моим господином, хозяева резко куда-то подевались, а гостей и не было ни одного. Пришлось нам с Карлом самим управляться и в доме, и в конюшне.
– Сказал же – знаю, да говорить никому не велено, – ответил Карел. – Господин рыцарь нас нынче оставит и поедет своей дорогой, – дела у него тут какие-то, я так понимаю. А синьору велено довезти до… до конечной точки и передать с рук на руки. Мы тут дожидаемся другого сопровождающего, заместо господина рыцаря, он еще утром должен был приехать, а запаздывает… Как знать, может теперь его только следующим утречком ждать, хотя надо в любой миг быть наготове.
– Ага, с рук на руки значит, – покивала я. – А я как, с господином отстать должна – или с вами до вашей конечной точки?
– А не знаю, спрошу у него самого. Про тебя-то распоряжений не было, ты ж к нам в тюрьме прибилась.
Я возмущенно фыркнула:
– Где б ты был, олух, кабы я не прибилась, – напомнить тебе? Когда с тебя шляпу-то выстрелом сдуло, – мозги не проветрились? Ничего, со следующего выстрела вылетели бы непременно… А у господина рыцаря я и сама спрошу, можешь язык не трудить.
Солдат пожал плечами:
– Причем тут мои мозги, ты ж не меня спасала. Просто выполняла свой долг, как и я. А стреляешь ты здорово, это уж что есть – то есть… Да ты и вообще девка не промах.
– Уж спасибочки на добром слове! – я снова фыркнула и вышла из конюшни.
Первым делом я пошла в общую комнату, где был накрыт стол. Хозяева, конечно, исчезли отсюда, испугавшись нас, но зато еды нам оставили немало: на огромном, на дюжину человек, столе толпились блюда с холодным мясом и кусками сыра, две больших краюхи свежего хлеба, пирог, крынка с кислым молоком и несколько бутылок вина. Не знаю, как там мой господин, но мы с Карлом наконец-то наелись вволю.
Синьоры Порпорины было, ясно дело, не видать: сразу по приезде, видимо, по просьбе господина, ее поселили отдельно от нас. Вход в ее покои, судя по всему, предназначенные для особо почетных гостей, был не из общего помещения, а отдельно, со стороны примыкающего к гостинице сада, туда же выходили и ее окна. В прошедшую ночь, когда мы только заявились на постоялый двор после перехода границы, мне не удалось избежать встречи с нею: мы столкнулись почти что нос к носу, когда мы с Карлом собирались распрягать лошадей, а барышня в сопровождении хозяина постоялого двора, несущего в руке фонарь, шла в свое отдельное жилище. Щеки у нее были подозрительно румяные, глаза слегка заплаканные, а при виде меня сделались вовсе огромными, как два ночных озера. Я улыбнулась и поклонилась, она попыталась что-то сказать, – но, видимо, ей от волнения перехватило горло. Девушка вся словно светилась изнутри, ее душа была ярким маленьким факелом, рассыпающим кругом искры, и в другой момент я бы точно порадовалась за моего господина… Да только я же знала: эти свет и огонь были предназначены не ему. Тому, кем он хотел казаться. Ряженому. Маске.