Я не знаю, наверно, он искал меня, но, когда я очнулась за полночь, моего графа уже не было в доме. Вместо него остался противный господинчик в черной одежде и маске, который скупо цедил слова и всем своим видом выражал презрение к нам, двум холопам.
Болела и кружилась голова. Перед дальней дорогой мы все вместе молча поужинали (а может, позавтракали) в большой комнате остатками праздничной трапезы: грустная бледная цыганочка, которую наконец выпустили из ее заточения, усталая и похмельная я, невозмутимый господин в маске и совершенно растерянный Карел, который все подливал мне вино, странно поглядывая.
– Вы выглядите разбитой, сударыня, – наш новый спутник нарушил молчание, обращаясь к Консуэло. – Я сам сварил для вас кофе – уверен, он вас взбодрит.
Он протянул руку к медному кофейнику, налил полную кружку и протянул Порпорине; в воздухе отчетливо запахло корицей и еще какими-то дивными приправами. Певунья поблагодарила его кивком, послушно взяла кружку и выпила в несколько глотков, слегка поморщившись.
– Все, ступайте собираться, скоро выезжаем, – провожатый поднялся первым. – Ты ее камеристка? – он кивнул мне. – Проводи барышню в комнату и помоги ей.
Артистка медленно вставала из-за стола: ее ощутимо качнуло, черные глаза стремительно утрачивали осмысленное выражение.
– Вы! – Я поддержала девушку за плечи, усаживая обратно, и подобралась, готовая кинуться на черного господина. – Чем вы ее опоили?!
– Ничем особенным, – презрительно бросил он, – она просто немного поспит в дороге. Я должен довезти этот груз в целости и хочу быть убежден в том, что груз будет смирным, а не станет выделывать обычные дамские фортеля. Ну, чего уставилась?..
Сидящий чуть позади него Карел молча нахмурился, бесшумно протянул бутылку, зажатую в длинной руке, и коротким точным движением треснул нашего нового провожатого сзади по темечку. Оглушенный незнакомец повалился на пол, по дороге хорошенько приложившись лицом об стол, да так и остался лежать.
– Живехонек, – усмехнулся Карел, ногой переворачивая его на спину. Из разбитого носа предателя тонкой струйкой вытекала кровь. – Тащи вожжи, Кветка, вязать станем. Давай быстренько, а я пока покараулю.
Карел отщелкнул ножны у своей трости-шпаги и легонько упер клинок в шею нашего несостоявшегося проводника.
----------
* Псалтирь, Пс. 90.
Глава 15. НОВОБРАНЦЫ
Я отвела (а скорее – отволокла) цыганочку в те покои, где раньше квартировал мой господин, – они были ближе. Девушка еле шла, а в комнате сразу же повалилась на кровать и свернулась калачиком, закрыв глаза. Убедившись, что она жива и помирать, вроде, не собирается, я побежала в конюшню за вожжами.
Карел вязал на совесть: руки с руками, ноги с ногами, а когда он скользящей петлей связывал одни с другими, – наш провожатый начал приходить в себя: заворочался, открыл было рот что-то сказать или заорать, но Карел не растерялся – сорвал с него маску, скомкал и сунул в открытый рот на манер кляпа. Под маской оказалось обычное лицо смуглявого мужчины лет пятидесяти. Предатель замычал, замотал головой, но тяжелый кулак Карла мигом настроил его на более мирный лад: он втянул разбитым носом немного своей крови и затих.
– Снимаемся, Кветка, – голос Карла звучал озабочено. – Если тут один этот предатель, то скоро могут и другие подтянуться. Иди пока за синьорой.
– А этого куда? – я кивнула на связанного.
– А в карету, там потайной ящик для груза есть снизу, меня в таком же возили… Говорю же, хорошая карета!
– Давай его хоть обыщем, – предложила я, – вдруг узнаем, кто его прислал?
– Дело говоришь! – отозвался солдат.
Я тем временем уже выворачивала карманы верхней одежды незнакомца: Карел стащил ее с него перед тем, как вязать. Находки были, а как же. Стилет в кожаных ножнах на перевязи, чтоб тайком под кафтан вешать, – добрая вещь, забрала себе. Флакончик из прозрачного хрусталя с прозрачной же жидкостью, потом такой же, но с янтарной. Я понюхала пробки: от прозрачного приятно пахло корицей, от янтарного – миндалем. За подкладкой кафтана обнаружился целый ворох бумаг. Я отставила флакончики и принялась перебирать их, но быстро бросила это дело, – буквы были обычные, да слов не разобрать: видать, нарочно писали путаным порядком. Зато в наружном кармане отыскалась еще одна бумага – обычная подорожная с несколькими печатями.