– Слишком опасно, Ванда, еще есть время передумать…
– Ничего не знаю, там мой сын! – второй голос был женским.
В этот миг всадники поравнялись со мной, и луна, выглянувшая из облаков, осветила лицо говорившей женщины. Лютый ужас перекрутил мои внутренности, комком подступил к горлу. У нее было лицо моего господина – только на женский лад, – но при этом жесткое и суровое, совершенно бескровное, белое, словно снег вокруг… Мертвое лицо.
Вот она! Точнее, они, – те, о которых он мне рассказывал, – люди ли, мороки, и она – самая главная, назвавшаяся его матерью. Те, кто поручал ему опасные миссии, но отказал в помощи. Те, кого он проклял. Мой господин сейчас между мирами живых и мертвых, – и лучшего времени им было не выбрать: она пришла за его кровью… За его душой!
Ни о чем не думая, я неожиданно для них шагнула из зарослей, заступив дорогу лошади, на которой сидела бледная упыриха, и прицелилась ей в голову.
– Стой, нежить! Поворачивайте и уходите, откуда пришли!
Бледная женщина замерла в седле, и теперь я увидела, что вся она – голова, шея, плечи – дрожит чуть заметной мелкой дрожью, словно от холода.
– Полегче, барышня… – начал ее спутник.
– Молчи, упырь, те то я снесу твоей госпоже голову! – рявкнула я. – Я знаю, зачем вы сюда притащились, – старая графиня, тридцать лет тому похороненная, и ты с нею. Только вам не видать здесь поживы, ясно? Он выживет! Так что убирайтесь отсюда!
Не то, чтобы я надеялась отговорить или остановить упырей, – просто тянула время. Когда судьба моего господина снова качнется к нашему краю, – они уже не смогут забрать его из мира живых.
Женщина в седле тряхнула головой, капюшон упал на спину, открывая седые волосы, забранные на затылке в простой узел. А потом она просто чуть повернула голову и посмотрела на меня в упор, – и меня вдруг качнуло, словно от удара; сорвавшаяся стрела резко ушла вверх. Дама легко соскочила с лошади и, плавно ступая по талому снегу, пошла ко мне. Я стояла, как безвольное чучело, – руки словно отнялись и висели плетями вдоль тела. Она взяла меня за плечи, чуть приподнявшись на цыпочки, посмотрела в лицо: ее глаза были черными и огромными, словно бездна, и в них явственно читалось отчаяние.
Я прищурилась. Конечно же, она была вихрем, но не таким, как мой господин – ясным и ослепительно белым, – а серебристым, отблескивающим не то льдом, не то сталью. Она была действительно опасна – не только себе, но и любому, кто попробует заступить ей дорогу… Вздрогнув, я вернула себе обычное зрение. Заметив мои простецкие ухищрения, опасная дама холодно улыбнулась.
– Ты будешь так любезна проводить нас в замок, верно? – она качнулась с носка на пятку. – Я должна увидеть моего сына… Не бойся, девочка. Нет, мы не упыри, не нежить… Хотя да, когда-то я была похоронена. Только теперь мне надо сделать так, чтобы никто не вздумал похоронить уже его!.. Ты догадываешься, кто я такая, верно? Да, я мать Альберта, – заживо погребенная, а потом спасенная уже из могилы. Я потеряла семью и богатство, но обрела свободу и дело. То дело, которое хочу передать своему сыну… Знаешь, Альберт много рассказывал о тебе. Он называл тебя сестрой, а я вот вижу, что у тебя тут свой интерес… Ты внучка Магды, верно? Давно она умерла?
Она отвернулась, снова забираясь в седло.
– С чего вы взяли, что умерла? – пробурчала я ей в спину. – Может, она живая до сих пор.
– Если б Магда была жива, – графиня усмехнулась и протянутой вниз дрожащей рукой слегка похлопала по моему загривку, – меня аж передернуло. – То невидимая когтистая тварь не сидела бы у тебя на шейном позвонке… Ну, в путь! Веди нас, молодая ведьма.
***
Конечно, я не повела их в замок – повела в пещеру. Коней привязали в зарослях у входа: ничего, окрестности Шрекенштайна пользуются настолько дурной славой, что никто сюда по доброй воле не сунется. Протиснулись в тайный ход, прошли вдоль подземного ручья (при этом спутник госпожи Ванды, ровно как и я когда-то, впотьмах влетел по колено в воду и так долго чертыхался, что я окончательно убедилась, что мои нечаянные гости принадлежат миру живых). Я достала из щели в стене припрятанную связку факелов, зажгла один, – госпожа так и ахнула. Да, здесь было красиво, – мы с братом заботились о наших подземных ходах. Чистый и мягкий песок вдоль ручья – хоть босиком ходи: это моей работой было вовремя убирать мелкие камни, время от времени падающие со свода. На стенах – блестящие кварцевые жилы и кое-где сохранившиеся с каких-то древних времен причудливые узоры. Цветы и кусты, посаженные на наносной земле вдоль одного берега ручья: им хорошо здесь, днем-то тут бывает светло, ведь ход в этом месте идет под самой поверхностью склона, огромные щели меж камней не видны снаружи только благодаря скрывающим их зарослям.