— Ты зажравшийся подонок!
В тот момент, когда я вошел в дом, утро наконец наступило. Я счел, что теперь уже со всеми перипетиями покончено. Однако, следуя логическому импульсу, решил пойти и мысленно поцеловать мою лапочку. И вот тут то начался хаос. Мне пришлось ущипнуть себя за все места, описаться, умереть и воскреснуть. Пустота, открывшаяся моему взору, полностью завладела мной, ну как бы это выразиться: Конрада в постели не было, и я тоже сразу перестал существовать. Я рухнул на простыни, они были холодны, как смерть из морозильника. Конрад не погружал свое тело в кровать. Он дезертировал. Я должен был действовать во что бы то ни стало; почему все жизненные драмы происходят в тот день, когда ты наконец решаешь снова напиться? Словно для того, чтобы забыть то, что произойдет потом, опередить будущее, накопить забвение. Я переживал один из тех кошмаров, когда нужно действовать мгновенно, но ничего не получается, ты не можешь двинуться вперед, словно прирос к месту, безуспешно пытаясь жестикулировать. Я стоял, передо мной зияла пустота, оставленная Конрадом, — это была самая ужасная из драм, а я не мог уловить даже проблеска мысли, чтобы представить себе гипотетическое начало какого либо действия. Вплоть до того момента, когда мной овладела энергия отчаяния, инстинкт выживания, спасительный жест, львица, защищающая своих детенышей, Бэмби из округа Венсенн! Я поднялся, натянутый как струна, выпростав вверх левую руку. Свобода! Я начал обнюхивать гостиную в поисках улик. Я крупно облажался!
Ах вон оно что!
И как это раньше не пришло мне в голову? В памяти всплыла история с накладными усами. С моей подачи Конрад разоблачил — этот маскарад. Должно быть, он заплатил жизнью за свою отвагу. Нет, это не останется безнаказанным! Приходилось только надеяться на то, что серийный убийца Мартинес не сбежал; я помчался вниз по лестнице, ровно один этаж отделял меня от этого безумца, завтра нужно будет отчитать толстого агента по продаже недвижимости за неразборчивость. Я забарабанил в дверь, наплевав на требования соблюдать тишину. Не страшно, даже если соседи проснутся, речь ведь идет о жизни и смерти; это входит в правила проживания. Раз в год каждый жилец имеет право выбора: либо устроить сумасшедшие пляски умба юмба, либо решать вопрос жизни и смерти. Это было мое право, и я был счастлив, что еще не разменял свой джокер на никчемные празднества. Я постучал еще раз посильнее, а потом заорал:
— Мартинессссс!
Я услышал, как за дверью раздался тонкий голосок:
— Кто там? (Зевок.)
— Это я! Не притворяйтесь, я пришел за Конрадом!
— Что?
— Откройте! Или я выломаю дверь!
— Да… да, открываю… хм… подождите минутку, я сейчас оденусь.
Этот подонок тянул время. Чтобы спрятать труп. Кровь во мне кипела, впервые в жизни я чувствовал, что способен на убийство. Мне даже почти хотелось его совершить.
Он открыл дверь с взволнованным видом. Каков актер! Он приглаживал свои усы. У меня не было настроения дернуть за них, чтобы убедиться, что он мошенник.
— Где он?
— Но я не знаю… вы ужасно меня встревожили этой историей… разве он не у вас?
— Нет, не притворяйтесь, я все обыскал!
— Тогда давайте вызовем полицию.
Какая наглость! Выглядит он очень убедительно. Изображает передо мной, что очень волнуется. Снял трубку и тут же повесил, осознав нелепость своего поведения.
— Хм… вы пытались встретиться с вашей девушкой?
— Какой девушкой?
— Ну, с той, которая живет у вас.
— Нет, а зачем?
— Я просто говорю это, потому что, когда мы с Эглантиной ушли, не очень поздно, уверяю вас, так вот, Конрад беседовал с вашей девушкой… и, говоря начистоту, именно она выставила нас из квартиры.
Я одним махом взбежал по лестнице, открыл дверь и углубился в коридор. И, с трудом переводя дыхание, услышал смех Конрада, который доносился из комнаты Терезы. Я был слишком подавлен, чтобы поддаться порыву и с грохотом распахнуть дверь, я шел ко дну, как «Титаник». Я раскис на пороге как студень. Это невозможно. Мое дитя и моя женщина, какая провинциальная драма! Я видел для себя один выход — покончить с жизнью. Его смех не смолкал, смягчая мои терзания на развалинах самого большого моего счастья. Мною вновь овладела энергия отчаяния, наверное в насмешку, чтобы добить меня.