Хозяйка возвратилась в комнату:
— Но чаем вас угостить можно?
— Знаю... За чаем в магазин не посылают.
Женщина остроумно отпарировала:
— А вы полагаете, что он у нас дома растет?
— Не выдумывайте... Имейте в виду, мы проходили мимо и зашли к вам на несколько минут.
— Ну да, так я вас и отпустила... А что же вы своим питомцем не интересуетесь?
— Они мне до чертиков надоели на работе, — с грубой ласковостью проговорил доктор. — Ох, уж эти матери... Ну хвастайся, хвастайся своим наследником.
Мария Георгиевна широко открыла дверь в соседнюю комнату, жестом приглашая их за собой.
— Я его спать укладывала... Это такой хулиган, что и передать невозможно.
В детской кроватке, огороженной сеткой, Киреев увидел пухлого голубоглазого мальчугана, с завитушками белобрысых волос. Он стоял во весь рост, в длинной ночной сорочке, уцепившись розовыми ручонками за спинку кроватки.
— Ну, что я вам говорила, — счастливо воскликнула женщина. — Ах, озорник... Упадешь, ложись сейчас же.
Мальчуган расцвел радостной улыбкой во весь рот.
— Дя-дя... — растягивая слово, проговорил мальчуган.
Отец блаженно улыбнулся:
— Аванес Захарович, а он вас узнал... Дай дяде ручку.
Киреев осторожно взял мальчугана за розовую ладошку.
— Ну, а теперь спать, — решительно сказала женщина. — Диме завтра рано вставать.
Она уложила его в постель, прикрыла пуховым одеялом.
В гостиной сокрушенно сказала:
— Плохо, что в ясли приходится относить... Никак не можем найти няню.
— И очень хорошо, что не можете, — с иронией проговорил доктор, — бросьте эти обывательские разговоры... Если дома малообразованная женщина — образованная не пойдет в домработницы — уронит ребенка, да так, что он на всю жизнь останется калекой — это считается несчастным случаем. А если в яслях, не дай бог, ребенок поцарапает пальчик — вопли стоят на весь город... Миллионы детей воспитываются в яслях и вырастают здоровыми.
— Но все-таки, — слабо сопротивлялась Мария Георгиевна, — когда мать сидит дома, для ребенка гораздо лучше.
— Для кого лучше, — сострил Аванес Захарович, — для матери или для ребенка?
Все рассмеялись.
Потом гостеприимная хозяйка усадила всех за стол, где появились холодная закуска и бутылка вина. И невольно визит затянулся...
V
Домой возвращались в двенадцатом часу ночи. Улицы опустели, стали еще просторнее. Звезды отодвинулись куда-то в глубину и таинственно подмигивали.
Сначала шли молча, а потом Арутюнян спросил:
— Вам в какую сторону?
— Мне все равно. Вечер такой чудесный, что не хочется домой. Разрешите вас проводить.
— С удовольствием... А вот закурили вы зря. Хоть перед сном дайте отдохнуть легким.
— Привычка, доктор.
— Плохая.
Они говорили не о том, о чем каждый думал.
Главврач первым сдался:
— Понравились вам хозяева?
— Очень... Такие милые, симпатичные люди.
— Я полагаю, что объяснений особых не требуется...
— Да... но все равно плохо.
— Почему, разрешите узнать?
— Потому что есть еще человек, который страдает... Понимаете?
— Нет, тогда я должен все рассказать.
Они как раз вышли на притихшую Аллею Героев.
— Присядем, — сказал Арутюнян, когда оказались возле скамьи.
Шляпу он снял, положил рядом.
— Знаете, почему я не хотел ничего говорить при первой нашей встрече?
— Догадываюсь.
— Да... Я и сейчас, хотя вы все видели собственными глазами, опасаюсь за счастье этих сердечных людей. Оно досталось им нелегко, они выстрадали его, как, может быть, никто другой. Но потом, когда вы ушли, я понял: не говорить — бесполезно, все равно вы сами все узнаете и тогда может быть хуже... Женщина, у которой мы были в гостях, не имеет права рожать. У нее тяжелое сердечное заболевание. Я ей прямо сказал об этом, когда она впервые обратилась к нам, уже находясь в положении. Но она стала возражать. Тогда я рассердился: «Вот что... Дебаты окончены. Пока не поздно — нужно удалить плод». «Ни за что!» — твердо ответила женщина. «Да понимаете вы, что рожать вам нельзя, это может стоить жизни!»
Но это ее не напугало. Она просто сказала: «Доктор, если есть хоть один шанс из ста, что я останусь жива, я буду рожать». — «Но поймите, опасность очень большая». — «Все равно... Я уже решила, и вы меня не уговорите. — И, словно извиняясь за свою настойчивость, добавила: — Мы с мужем так хотим ребенка... Вы не представляете».
Я вынужден был сдаться. Скажу вам больше: я гордился этой женщиной. Идти на смерть ради будущего ребенка. Разве это не подвиг?