Нет, он не был самонадеян, не считал, что нет женщины, достойной его. Просто не повезло — не встретил такой, которая увлекла бы, заставила мечтать, ждать, надеяться. А без настоящей любви-праздника Павел Семенович не представлял себе брака.
С годами он привык к одиночеству и не очень тяготился им. Была работа, которая заполняла его жизнь до краев, были друзья, книги, театр. И дни за днями летели незаметно и стремительно.
...Странное поведение соседа отвлекло Киреева от невеселых мыслей. Старичок заерзал на сиденье, повернулся в его сторону, уставился страшным немигающим взглядом.
— Аблагм!.. Парабам!.. — крикнул он, наседая плечом на Павла Семеновича.
— Не понимаю, — сухо ответил Киреев, отодвигаясь.
Лицо деда побагровело. Худые, крючковатые пальцы угрожающе взметнулись к горлу, так что Кирееву пришлось соскочить со скамьи.
Женщина схватила своего спутника за кисти рук, крепко сжала их.
— Не дури, — сурово сказала она, отодвигая деда к борту, а сама пересела на его место. — Ну, чего пристал к человеку...
Тот продолжал выкрикивать непонятные слова.
— Ладно, будет, — уже более миролюбиво заметила старушка. И, повернувшись к Кирееву, добавила: — Да вы садитесь, он только так, шебутной, а вообще смирный... К врачам возила, да что толку...
Этот случай вернул Павла Семеновича к действительности. «Сумасшедший», — промелькнула догадка в голове.
А машина между тем, виляя на поворотах, с завидной скоростью мчалась по упругой, густо обросшей травой дороге. Всю весну обильно шли дожди, и по сторонам ее зеленела рослая густая пшеница.
Потом начался лес, уже знакомый Кирееву по первой поездке. Деревья стояли близко, ветки, как живые, цеплялись за борта. То и дело приходилось наклоняться. Женщина положила голову мужа к себе на колени, и тот успокоился. Киреев почему-то вновь подумал о незнакомке, находившейся в кабине.
«Кто она? Куда едет? — старался определить ее профессию Киреев. — Учительница? Может быть. Или врач? Нет, что-то не похоже... Скорее, счетный работник...». Вот сейчас где-нибудь на дороге она сойдет, и он больше ее не увидит... Почему-то ему этого не хотелось. Но, вздохнув, решил: в конце концов, какое ему дело.
Кончился лес, промелькнул на косогоре хуторок, сердито урча, перебрался грузовик через мелководную речонку и снова помчался среди необъятных хлебных массивов.
Больной, видимо, уснул, уткнувшись в колени. Киреев тихо спросил:
— Что с ним?
Женщина безнадежно махнула рукой.
Через некоторое время она сама поинтересовалась:
— К нам, значит, едете?
— А вы в Заозерном живете?
Та кивнула головой и почему-то вздохнула.
— В отпуске я... Хочу порыбалить...
— А-а, — понимающе проговорила старушка. — Только зря.
— Что, рыбы нет? — спросил Павел Семенович.
— Да что рыба... Дела у нас такие, что и вертаться не хочется... Или не слыхали?
Киреев запнулся. К такому вопросу он не был подготовлен. Но тут же пришло решение, что не стоит притворяться незнающим.
— Как не слышал... Меня даже отговаривали. Но я, бабуся, ни в черта, ни в бога не верю.
— И я не верила, а теперь сумлеваться начала...
— Да чепуха все это...
— Ничего себе чепуха, — рассердилась женщина,— ежели наш Кондратьич чуть богу душу не отдал. Я ведь сама, своими глазами видела, как лежал он, сердешный, без памяти, а на земле кровища....
Старик встрепенулся, поднял голову, безумные глаза уставились на Киреева:
— Кровь! — истошно крикнул он.
Рот исказила гримаса, худющие руки взметнулись кверху, крючковатые пальцы сжались.
Киреев увидел ногти, длинные, давно не стриженные, заостренные, как лезвие бритвы...
А машина, вильнув на проселочную дорогу, въехала в лес и закрутила по сплошному зеленому массиву.
Первые встречи
Сразу за земляной плотиной, могучим плечом подпиравшей огромное изумрудное озеро, возвышалось новое, из красного кирпича помещение молочнотоварной фермы.
А дальше начинался хутор, который показался Кирееву на редкость приветливым.
Аккуратные, чисто выбеленные хаты под жестяными крышами разметались среди пушистой гривы садов.