Шофер лихо затормозил возле фермы. Из кабины выскочила девушка, а за ней водитель.
— Слезай, приехали! — весело крикнул он.
Девушка хотела помочь старикам спуститься на землю, но это раньше ее сделал Киреев. Парень в это время взобрался в кузов и сбросил оттуда мешок, наполовину наполненный чем-то сыпучим, а затем легко спрыгнул сам.
— Спасибо, — сказала спутница и, подняв обеими руками ношу, направилась к коровнику.
— Давай пособлю, — догнал ее парень.
— Сама донесу, не тяжело, — не останавливаясь, ответила девушка.
Водитель возвратился к Кирееву, который достал уже из кармана деньги.
— Ладно, я пошутил, — беззаботным жестом отстраняя протянутую руку, улыбнулся водитель. — Три рубля — не деньги, а водку я не пью. Вот если закурить есть — угостите.
Оба задымили. Старики ушли, а девушка подходила к ферме.
— Красивая, а дура, — незлобно бросил парень, глядя ей вслед.
— Что так?
— Замуж без венчания не идет. Да еще требует по-ихнему.
— Это по какому?
— Черт его знает... Может, на голове нужно вертеться или по-собачьи лаять.
— Неужели сектантка? — воскликнул Киреев.
— В том-то и дело... — и доверительно добавил: — Да ради такой можно и Буддой стать или в марсианскую веру перейти, если она у них там есть... Так ведь засмеют, самому себе противным станешь... Вот и ходит в девках, пока мать не окрутит ее с каким-нибудь охломоном из своих, на которого и плюнуть неохота.
— Она на хуторе живет?
— Здесь. Вот их дом, крайний справа, за обелиском, — кивнул он на белевшую избу с тремя окнами... — А памятник, знаете, чей?
— Нет.
— Ее отца... Титоренко. Может, слышали? Партизанил тут при гитлеровцах... Сожгли его... Вот мать у нее с той поры и чокнулась. Связалась не то с баптистами, не то с трясунами, леший их разберет, ну и дочь на свой лад воспитала... А вы сами откуда?
— Из Волгограда.
Парень от удивления свистнул.
— И аж сюда рыбачить?
— Тут у меня человек есть знакомый.
— Кто такой?
— Губина... Антонина Васильевна.
— А-а, бригадир, — удовлетворенно проговорил тот. — Это стоющая женщина, тоже партизанка.
Он как-то сразу проникся уважением к Кирееву.
— Ну, прощевайте... На уху загляну... Не возражаете?
— Была бы рыба, а уж уха найдется, — пошутил Павел Семенович.
— Рыба есть, у нас мало кто ловит.
— Почему?
— Слава дурная у озера. Гитлеровцы возле него лагерь смерти устраивали, уйму народу положили, — он докурил, смял окурок. — Может, довезти?
— А далеко?
— Да нет... Хутор-то весь с гулькин нос... Вот тот дом видите?.. А по соседству, в сторону леса, бригадирша живет.
— Спасибо, тогда дойду.
Они распрощались, как добрые друзья, и Киреев, подхватив свое имущество, неторопливо зашагал по широкой, заросшей бурьяном хуторской улице.
Домики разбежались в разные стороны, выглядывая из-за зеленых укрытий. В чистом небе висело солнце, и по голубой бахроме горизонта всюду в безмолвии застыли остроносые макушки деревьев. Пекло немилосердно, и солоноватые капли пота медленно стекали по разгоряченному лицу.
Поравнявшись с круглой железной оградой, Киреев остановился. Могильный холм, тщательно убранный, возвышался за ней. На сером гранитном памятнике было выбито:
Скромные полевые цветы окружали могилу. Их пестрые головки заглядывали в небо. У изголовья, словно часовые, застыли тополя.
«Отец — партизан, дочь — сектантка», — невольно подумал Киреев. Он тяжело вздохнул, вытер платком лицо, а потом зашагал дальше.
Хату Губиной он нашел без труда. Она была крайней к лесу, маленькая, чистенькая, окруженная золотоголовыми подсолнухами. Сквозь редкий плетень из ивовых прутьев Павел Семенович разглядел пузатый замок на дверях.
Наверное, надо было идти на ферму, где Антонина Васильевна работала, но он тут же решил, что этого не следует делать. Первый разговор должен произойти наедине.
Киреев посмотрел через дорогу, туда, где жила семья погибшего партизана. Подумалось, что есть удобный случай познакомиться.
Крепкий деревянный забор огораживал дом с улицы. Киреев постучал в калитку. Вышла маленькая женщина, удивительно напоминающая девушку, с которой он приехал.
«Мать», — невольно подумал Киреев. Вслух сказал:
— Здравствуйте. Извините за беспокойство... Вот приехал к Антонине Васильевне, а ее дома нет. Не разрешите ли оставить у вас вещевой мешок?