Дом был небольшой, старый, только весело поблескивала на солнце новая жестяная крыша.
На робкий стук Киреева вышла не старая хозяйка, как он ожидал, а Клава.
На девушке была длинная юбка и кофточка. Клава торопливо возвратилась в комнату, накинула платок, оставив открытой лишь часть лица, и походила теперь на монашку.
Павел Семенович смущенно поздоровался. Клава молча кивнула головой.
— Наверное, не узнали, — наконец проговорил он. — Помните, вчера вы меня подобрали на дороге.
Девушка действительно не узнала его. Полосатая из вискозного шелка сорочка плотно облегала его мускулистое тело, на худощавом загоревшем лице выделялись темные с искринкой глаза, приветливо глядевшие из-под откинутой на лоб помятой соломенной шляпы.
— Проходите.
Приглашение прозвучало недружелюбно. Но Киреев последовал за ней.
Они прошли темную прихожую, заставленную ведрами и садовым инвентарем, и оказались в веселенькой горнице, где со стены зорко поглядывал усатый Буденный.
— Я вот хозяевам принес, — не без гордости кивнул Павел Семенович на свой богатый улов.
— А их нет, вчера уехали.
— Уехали? — машинально переспросил он, чувствуя, что почва уходит из-под ног. — Куда?
— К сыну в Лесное.
— И не ночевали?
Нелепость вопроса покоробила девушку.
— Не ночевали, — резко ответила она. — Засветло уехали.
Киреев почувствовал себя школьником, получившим двойку. Вся его стройная система разлетелась, как мыльный пузырь. Значит, не сумасшедший старик заглядывал ночью в его комнату и не он копал на лужайке за фермой. А ведь всю затею с рыбой Павел Семенович придумал, чтобы, оказавшись на квартире, постараться выяснить размер обуви.
Теперь все полетело прахом. Значит, старый Титоренко не причем. Тогда кто же?
Надо было уходить, а он все топтался в комнате. Глупейшим образом спросил:
— Это точно, что они вчера уехали?
Девушка даже не ответила.
— Что вам надо?
— Простите... Первый свой улов я обещал вашей бабушке.
Кажется, она поверила. Сказала значительно мягче:
— Они не собирались... Но за ними пришла машина.
— Тогда разрешите вам отдать.
Он выложил свой улов на стол.
— Не нужно... Заберите...
— Клава... Мне очень хотелось бы с вами поговорить.
— Откуда вы знаете мое имя?
— Антонина Васильевна сказала. Я у нее остановился.
— Нам не о чем говорить.
— Есть, — с мягкой настойчивостью повторил он. — Я слышал, как вы вчера плакали. Кто вас обидел, скажите? Может быть, я сумею помочь?
— Подслушивали!
— Честное слово, нет. Я вышел из дома и услышал.
— Что услышали?
Глаза ее впервые уставились на Киреева. Взгляд был испуганный.
— Да ничего я не услышал. Только понял, что плачете вы.
— Кто вы такой?
— Разве это важно?.. Приехал из Волгограда в отпуск. И не жалею. Места у вас изумительные, лучше всякого курорта. И рыбалка отличная.
Павлу Семеновичу всячески хотелось расположить к себе девушку. Но это не удавалось. Клава даже не пригласила его присесть, и по всему чувствовалось, что она с нетерпением ждет, когда он уйдет.
— Меня хорошо знает ваш бригадир Антонина Васильевна. Душевная женщина, не правда ли?
Девушка не ответила.
— Вот только рассказывают, что у вас тут загадочные события происходят... Меня даже запугивали. Советовали уехать. Но я в чертовщину не верю. А вы?
Клава демонстративно перекрестилась:
— Господи, благослови и помилуй. Да будет свято имя твое.
Следователь сделал вид, что изумился:
— Неужели вы... верующая?
Она гордо вскинула голову:
— И не отступлюсь.
— Я и не собираюсь вас переубеждать. Хотя... молодая... В наши дни... Довольно странно... Вы домой не собираетесь? Нам по дороге.
— Я теперь здесь живу. — Она взяла рыбу со стола, протянула Кирееву. — Заберите... Извините, мне на ферму собираться.
Ему ничего не оставалось, как уйти. Но рыбу он не взял.
В тупике
Днем пришел участковый. В дверях нарочито громко сказал:
— Прошу предъявить документы.
— Пожалуйста... Вот паспорт... Да вы заходите, — в комнате он подал ему руку. — Присаживайтесь, товарищ Бурденко.
Тот снял фуражку, вытер вспотевший лоб.
— Есть что-нибудь интересное?