— Насчет учителя... Встречи у него в лесу.
— С кем?
— Не выяснил. Слышал, как разговаривал, а когда подошел ближе — никого не было.
— Надо узнать. А насчет собаки?.. Злой пес?
— Злющий. Дважды прохожих кусал. Кроме хозяина, никого не подпускал.
— Это очень важно, — обрадовался Киреев. — Значит, незнакомого человека к себе не подпустит?
Вопрос показался участковому смешным.
— Да вы что?.. Днем Федор Иванович на привязи его держал.
— Вот что, товарищ Бурденко, как можно аккуратнее поговорите с хозяином, постарайтесь выяснить, кто у них бывает, не привыкла ли к кому-нибудь собака.
— Выясню.
— Вы на хуторе всех знаете?
Участковый обиделся.
— Как же мне не знать, если мой участок?
— Мужчин почему-то не видно.
— Их тут раз-два и обчелся. А зараз все в займище, на сенокосе.
— Далеко это отсюда?
— Верст десять будет.
— Домой ездят ночевать?
— Ежели очень уж по жинке соскучатся или харчи кончились.
— Так вот выясните, кто из них в прошлую ночь отлучался на хутор... И какую обувь носят... Размер обязательно.
Бурденко хоть и не понимал, зачем это все Кирееву, но заверил, что задание выполнит в точности. На прощание договорились о следующей встрече у озера.
Когда участковый ушел, Павел Семенович долго еще не вставал из-за стола. Раз версия с сумасшедшим отпала, вся надежда на быстрый исход дела рухнула, как карточный домик. Но кто тогда по ночам копает? А лицо в окне? Может быть, стоит ему самому съездить в сенокосную бригаду? Он, наверное, сразу бы узнал ночного пришельца. А имеет ли все это отношение к загадочным происшествиям на хуторе? Возможно, он идет по ложному следу? Но все равно Киреев хотел знать, кому принадлежат следы тут, у дома, и там, на поляне.
Открылась дверь, и в комнату вошла Антонина Васильевна. Доброе лицо ее выглядело уставшим. Но поздоровалась она приветливо, участливо спросила:
— Небось, с голоду помираете?
Киреев не мог бы объяснить, почему, но ему стало радостней.
— Что вы, Антонина Васильевна... Можете поздравить с отличным уловом.
— А где он?
— Хотел подарить старым Титоренко, а они уехали... Там внучка оказалась... Она что, сегодня не работает?
— Почему? Рано подоила коров, я ее отпустила, а после обеда опять заступит.
— Она теперь у стариков живет.
— Значит, допекла ее мать. То-то, я гляжу, она заплаканная ходит.
— А вы не знаете, почему?
— Да разве она скажет? По характеру вся в отца, жаловаться не станет. Воли в ней много.
— Такое и раньше случалось?
— Чтоб уходила? Нет. Матери она никогда не перечила. Та и побить может, не поглядит, что девка.
— А мне ее мать показалась такой ласковой.
— Это все ласки в глазки.
Разговаривая, Антонина Васильевна все время двигалась. Поставила на стол тарелки, нарезала хлеб, достала из печи чугунок, тушеную картошку с мясом.
— Садитесь.
— Не откажусь... Когда это вы успели приготовить?
— А я уж дома была, только вас не застала.
Она налила ему полную тарелку вкусно пахнущего борща, и он с аппетитом принялся есть.
— Завтра я вас ухой угощу.
Женщина улыбнулась:
— Давно не хлебала.
— Удивительно... В озере полно рыбы.
— Мужика нет.
Произнесла она это спокойно, но ему стало жаль ее. Со вздохом сказал:
— Я тоже один.
— Что так?
— С кем мечталось — не пришлось... А теперь уже поздно.
— Зря... Я бы многое отдала, чтоб хоть дите было...
Оба умолкли, думая о чем-то своем.
— В эту ночь все тихо было, никто не копал, — нарушила молчание Губина.
— Я знаю, — и, перехватив ее удивленный взгляд, пояснил: — В другом месте был... В лесу, за фермой копал.
— Непонятно все это... Такого у нас не было. Может, ищет чего?
Киреев даже поперхнулся. Черт побери, такая простая мысль, а не пришла ему в голову. Все из-за сумасшедшего. Ищет... Ну, конечно, ищет... Тогда совсем другое дело.
Он ухватился за эту идею, как утопающий за соломинку. Но, сколько Павел Семенович ни расспрашивал хозяйку, та не знала, что можно искать на хуторе.
Однако Киреев был рад хотя бы тому, что в сплошной темноте поиска вдруг засветился обнадеживающий огонек.
Потом заговорили о другом. Антонина Васильевна снова плохо отозвалась о соседке.
— Вы ее не любите?
— Ненавижу!
Впервые Павел Семенович увидел, как губы женщины плотно сжались и лицо стало жестким.
— За что?
— Вы знаете, как погиб ее муж?
— Он был партизан.