Выбрать главу

Так прошло довольно много времени. Потух небосвод, умолкли птицы в лесу, и только на озере «играла» рыба.

Киреев лежал не шевелясь. Тишина стояла такая, что малейшее движение могло его выдать.

Внезапно хрустнула сухая ветка. Молодой человек вскочил. Из чащи навстречу ему выскользнула фигура.

— Ты!.. Как ты меня напугал...

— Хороших людей боишься, а с плохими знаешься... Наконец-то... Я тебя давно ожидаю...

— Раньше не могла.

Уже при первых звуках этого голоса Павел Семенович подался вперед. Он ожидал увидеть здесь любого, только не Клаву. Почему-то ему стало больно, захотелось уйти. Но долг обязывал его остаться.

— Пойдем... Сядем...

Это сказал Сидоренко.

Они прошли к скамейке.

— Погоди...

Учитель подошел к костру, разметал головешки. Огонь совсем погас. Теперь Киреев уже с трудом различал две притихшие фигуры.

— Так-то лучше, — удовлетворенно сказал молодой человек. — А то, ты знаешь, за мной следят.

— Следят?

Девушка попыталась вскочить, но он ее удержал.

— Сейчас не бойся, нас никто не увидит.

Видимо, он обнял Клаву, потому что она сказала:

— Не надо... пусти...

— Ну что ты, Клавушка...

Но девушка решительно отстранилась:

— Давай поговорим.

— О чем?

— Не можем мы быть вместе, значит, видеться нам не следует.

— Ты опять за свое.

— Тяжкий грех.

Сидоренко резко:

— Все у вас грех! В кино пойти — грех, в клуб — грех. Клавушка, разве можно так жить. Ты же умница, посмотри на других девушек, чем они живут.

— Так иди к ним... К своим безбожницам.

— Глупенькая... Я же тебя люблю... Одну... И больше никто мне не нужен, — он снова привлек ее к себе. — И никому не отдам... Уходи ты от своих юродивых.

— Не смей!

Киреев увидел, что она почти свалилась со скамьи.

— Боже, прости меня, грешную... И зачем ты меня подвергаешь таким мукам?

До Павла Семеновича донеслось приглушенное рыдание.

— Клавушка, милая... Ну успокойся... Ну что с тобой, Клавушка?

Учитель снова усадил ее рядом.

— Не будем мы счастливы... Мать проклянет.

Это возмутило молодого человека.

— У, святоша, — гневно сказал он. — Себе жизнь испортила и тебе хочет. Как ты не видишь, что это — гнусное лицемерие?

Девушка вскочила, хотела бежать. Но учитель ее задержал:

— Клава... Не пущу... Что ты делаешь?... Неужели ты не понимаешь, что гибнешь? Ведь мы любим друг друга, любим...

Киреев неловко поднялся во весь рост и, цепляясь за ветки, не глядя, пошел по уснувшему лесу.

Тайна учителя

Утром на другой день Бурденко уже находился на месте. Он сидел на стволе, положив на землю фуражку. Свежий ветерок, дувший с озера, растрепал его густую шевелюру. Из-за леса вышел Киреев, молча опустился рядом.

— Товарищ майор, что с вами? — озабоченно спросил участковый, взглянув на осунувшееся лицо Павла Семеновича. — Уж не заболели вы?

Тот покачал головой:

— Плохо спал.

— Небось, накурились... Знаю я эту штуку.

Киреев действительно, чувствовал себя так, словно ему воздуха не хватало.

— Рассказывайте, — сухо приказал он участковому.

— Обошел я все хаты, — вздохнул Бурденко, — а докладывать нечего. На весь хутор двое мужиков, не считая нас с вами. Остальные в степи.

— Кто такие?

— Хромоногий от войны плотник Прикащиков... Насчет выпивки неравнодушный, а так больше ни в чем не замеченный. И внук сторожа фермы, который в больнице работает, школу закончил, к институту готовится, его председатель ослобонил от работы в поле. Ну еще есть годовалый пацан у доярки Анфисы. Так я его в счет не брал.

На полном лице Бурденко появилась улыбка. Но Киреев почему-то не оценил шутку. Неожиданно спросил:

— Вы днем спать умеете?

— Не знаю... Не пробовал.

— Вот надо... Тут у кого-нибудь сумеете отдохнуть?

— А как же... Чай, свой участок, — не без самодовольства ответил Бурденко.

— Время еще есть, постарайтесь хорошенько выспаться. Потому что всю ночь придется бодрствовать.

— Ясно.

— Как только стемнеет, незаметно проберитесь к палатке учителя.

— Все-таки он!

— Возле его палатки я обнаружил следы, те же, что и на ферме видела Антонина Васильевна, когда со сторожем случилось несчастье.

— Товарищ майор, а может, собаку вызвать?

— Мы еще не знаем, что эти следы означают, а шуму наделаем на весь хутор. Боюсь — только спугнем.