Осмуд сперва поглядел ей вослед, затем на грека, и разведя руками, молвил негромко:
-═Княгиня!..
-═О, да!═-═согласился Фома.
* * *
Вои, упившись медами, разбрелись по палаткам да землянкам. А иные, так и вовсе завалились наземь у прогоревших костров и храпели теперь громче, чем прежде горланили песни.
Спегги вернулся незамеченным.
Свенальда горбун застал в длинном доме. Тот, ожидая своего хускарла, сидел за столом с ясным - будто ни к единой чарке не приложился - взором.
Поведав ярлу об услышанном в шатре, горбун рассмеялся:
-═Не знал, что безумство подобно поветрию. Я прежде считал глупцом лишь Мала, но видать Хельга от него заразилась.
Воевода веселья его не поддержал.
-═Говорил и повторю - Мал не глуп. Ныне, поладив с Хельгой, он может и поступился честью, но сохранил свой живот. Такое достойно разумного. И остаток племени своего сберёг. Такое достойно конунга. Что же до Хельги, то она получила ещё боле. Чтобы прибрать богатства здешних земель, надобно покорить, либо истребить древлян. В поле нам их разбить теперь труда не составит, однако, скажи - на их месте ты бы вышел на битву с нами.
Спегги пожал кривыми плечами.
-═Вряд ли. Хоронился бы по лесам. Брал бы обозы на меч, да резал не великие числом отряды.
-═То-то. Древлян по лесам ловить - века мало. Здесь они дома. Не войны, не мира - хуже не выдумать. А раньше или позже, отыскался б недруг, что сумел бы сговориться с древлянами. Нет, старый соратник, не глупа Хельга. Вместо лютых врагов, Кенугард ныне прирос и землями и людьми.
-═Может и прав ты,═-═не стал спорить хускарл,═-═однако, это значит, что здешние меха да мёд нам теперь не достанутся. Хельга не оставить тебя здесь тиуном.
Свенальд вздохнул.
-═Я догадывался, что так может случиться. Ингвар был беспечен и доверчив. Его вдова - нет. Что ж, возможно оно и не худо. В Кенугарде я буду ближе к Свендославу. Хельга не станет править вечно. Не так уж долго ждать, когда юный конунг займёт её место. В ту пору мне разумнее находиться подле него.
-═А что с Малом? Ратники, каких приставила к нему Хельга на уберегут его от отравы. А у тебя достанет серебра подкупить ключника, либо виночерпия.
Свенальд задумался ненадолго.
-═Может после придётся, но не теперь. Ныне Мал нам не опасен. Хельга люба ему и князь не станет говорить о тои, что ему ведомо про гибель Ингвара. К тому ж, мыслю, и Хельге он по сердцу. Когда-нибудь это может нам сгодиться, а пока довольно и того, что мы проведали где Мал станет хорониться.
-═Пожалуй так,═-═согласился горбун.═-═Тем паче, изведи мы теперь Мала, от Хельги не укроется кто виновен в его гибели. Не стоит понапрасну дразнить росомаху.
-═Верно,═-═Свенальд несильно хлопнул ладонью по столу.═-═Скоро уже рассветёт. Давай-ка поспим сколь выйдет.
* * *
Долог ли век людской? Спроси о том человека, и во всякую пору живота своего ответит он по-иному. "Так долог, что и конца не видать!" - скажет в юности. "Короток, ох короток!" - вымолвит, будучи зрелым. А состарившись посетует: "Да, ведь я и не жил, почитай, вовсе!". Но, это ежели доживёт до старости. Слишком многие уходят мысля, что жить им вечно. Звери лютые, хвори да поветрия косят людской род. Но, пущё прочего, сами же люди. Они не одних себя истребляют. Зверей диких на прокорм, да на одёжку бьют. Деревья жгут - какие сразу в очагах, а из каких сперва жильё себе сложат. Но после, всё едино сожгут. Деревья, однако, на них не гневятся. Почто? На земле, золою удобренной, скоро вырастут берёзки - белые, как омытые дождями людские кости. Вот правда, и люди всякий раз стремятся воротиться на пепелище. Отчего так? Деревья ведают отчего. Должно быть корни не пускают их от тех мест.
Деревья о многом ведают, да молчат. Мудрые. Потому, видать и век их, не в пример людскому, воистину долог. А люди...
Мал сумел-таки уберечь сородичей от истребления да разора. Не всех. Многих потерял, а с ними вместе и само княжество, но оставшимся дал мир и достаток. Любви Ольги искал, безумный. Нашёл. Битым, да полонённым. О том ли ему мечталось? Нет, не о том.
Ольга покорила древлян, получила земли их да укрепила власть Киева. Не о себе пеклась. О сыне Святославе Игоревиче от рода Рюрика. Всего добилась, лишив и чести и владений того единственного, кого за всю свою жизнь только и полюбила. А в памяти людской осталась кровопийцей. Лютой да коварной. Того ли желала? Нет, не того.
Свенальд разбил древлянское войско. Стяжал ратную славу. Взял добычу и полон. Однако, желанных земель древлянских, а с ними богатства и неподвластия не поимел. О том ли чаял честолюбивый ярл? Нет, не о том.
Кто ж победил?
Деревьям нет до того дела. Не единожды бывало, что под их ветвями ступала по земле закованная в железо вереница ратников. Воронью да лисицам на радость. И впредь так случаться станет. Пусть. Деревья стояли здесь до людей. Останутся и после них. Древнее и мудрее чащоб Полесья только Боги. А им тоже нет дела до людских игрищ.
ЭПИЛОГ
Княжий двор в Киеве столь велик, что одних амбаров да погребов, бань да конюшен поболе будет чем в иной весе изб. А уж в хоромах середь сеней да клетей, горниц да гридниц, повалуш да ложниц[118], термов да подклетей сторонний без провожатого и вовсе заплутает. Хотя, кто ж стороннего в хоромы допустит?!
Добрыня на княжем дворе сторонним не был с тех пор, как Ольга призвала его, мальца ещё, вместе с сестрою Малушей из Любеча в стольный Киев. Не отроком в дружине служить призвала, но холопом на конюшне.
Отец Добрыни - прежде гордый да непокорный древлянский князь Мал, а ныне простой посадский Малк Любчанин - перед разлукою наставлял сына.
Пуще прочего велел сестру беречь. Она, хоть летами юна, но красою девичьей скоро уж, будто ягодка спелая, нальётся. Да, умом-то не скоро - девка, ведь. Ему, Добрыне, покуда та мужнею женой не станет, за неё ответствовать.
Ещё остерёг Мал Добрыню, чтобы норов свой в узде держал. Речей напрасных не вёл, а боле слушал да слушался. К чему ни приставят, всему учился, поелику всякое умение - впрок. Про племя своё, да род во всякий день живота помнил, однако никому не сказывал - кому есть в том нужда, те и так ведают, а прочим оно и не надобно. Присоветовал, даже, зваться наперёд не Маловичем, а Нискиничем[119]. Нискиня - имя хоть с отчим и схожее, а слышится по-иному. Поди догадайся!
На том и расстались. Вести от отца Добрыня получал, но повидаться уж не случилось.
Холопская доля и сыну холопа в тягость, а уж княжичу-то вовсе невыносима.
Добрыню, правда, из прочей младшей челяди не выделяли. Милостями обласкан не был, но и по загривку доставалось не чаще иных.
А княжич, меж тем, заветов отчих не позабыл. Приставленный за лошадьми ходить, не отлынивал навоз выгребать, да коней скрести. Спины ниже потребного ни перед кем не гнул, но и не дерзил. Старших почитал, с ровней был приветлив.
Ключники, на него глядя, дивились - холоп, а вежеству обучен, словно знатный! И отроки из младшей дружины заприметили смышлёного конюха. Забавы ради стали учить его рогатине да мечу. Сперва из дуба струганному, а после и железом в потешном бою с Добрыней позвенеть не гнушались. С луком же, он ловчее многих управлялся.
Вскоре за усердие да смекалку забрали Добрыню с конюшни на сытный двор, да не глядя на юные лета, поставили ключником. А после и вовсе доверили княжую казну.
Тогда уж стал он вхож в хоромы, и там не раз встречался с княгиней. Ольга однако, ни разу не выказала, что ведает какого он роду и кто таков.
Зато, юному Святославу Добрыня пришёлся по сердцу. Впрочем, Игоревич со всей челядью держался просто, а с дружинными так, будто с ровней.
Шелков да каменьев княжич Киевский не носил. Пиров не жаловал, а боле чем в хоромах, бывал на охоте, либо ратными забавами тешился. Когда же возмужал довольно, решила Ольга послать его править вотчиной Рюриковичей - Новоградом. С той поры Святослав уже не княжичем звался, но князем Новогородским.