Ты сказал Мастер, что я буду богат. Бедный мой учитель, ты пригрел змею на груди и погиб, укушенный ядовитым жалом. Я плакал, смотря, как твоё тело расползается на куски, выдавливая из себя внутренности. Но что мои слёзы. Их уже нет. Они высохли и никогда больше не выступят на моих глазах. Когда ни будь, я вспомню твою смерть и попытаюсь простить тебя. Но не сейчас. Ты обманул меня, Мастер. Ты видишь, этих людей? Они сторонятся, избегают моих взглядов, не дают насладиться теплом, гонят прочь, обратно в промозглую ночь.
Я допиваю кружку и выхожу из трактира. В небе сверкают молнии, грохочет гром. Спускаюсь с крыльца, направляясь к конюшне, мечтая о тепле и сухости, но от забора отделяется тень и падает в ноги, схватив за одежду.
- Господин! - кричат побелевшие губы, заглушая звук непогоды. - Помоги! Одна надежда на тебя!
Ты видишь её, Мастер? Грязную, забитую жизнью старуху. Раньше она бы не посмела коснуться меня, а я бы не стал её слушать. Всё изменилось. Бедность уровняла нас. Мы стоим на обдуваемом ветром дворе, - озябшая, укутанная в плащь фигура и причитающая возле её ног женщина.
- Помоги! Заклинаю, тебя! - её пальцы уже не дёргают судорожно мои лохмотья. Она рыдает, уткнувшись лицом в лужу грязи.
- Куда идти. - спрашиваю я. Тут ты прав, Мастер, в этот момент я чувствую себя Богом.
Женщина вскочила и, подобрав тяжёлые мокрые юбки, бросилась в ночь, призывно оглядываясь и взмахивая рукой.
- Сюда, сюда.
Я иду на её голос, сломанное ребро отзывается болью на каждом шагу. Мой сон, мой лекарь. Мой сон, мой ад. Я мог бы излечить себя ещё прошлой ночью, как только ускакал сарацин. Но предпочёл лечебному сну глубокое забытьё, вызванное листьями дурмана, зная, что на следующий день буду мучиться болью. Ты не сказал, мой учитель, что единственный способ крепко заснуть станет зелье из сон-травы. Ты ещё многого не сказал учитель, пообещав пятилетнему ребёнку волшебный мир, но, не назвав цену. Я не жалуюсь, я привык, но вряд ли смогу простить.
- Сюда, сюда. - манит голос в приземистую, завалившуюся на бок избу. Я прохожу в комнату, откидываю с головы капюшон. Тихо потрескивает лучина, разгоняя полумрак над изголовьем кровати. Женщина, вытирая мокрое лицо и приглаживая волосы, отступила в сторону. Я понял её отчаянье. На кровати в забытьи мечется маленькое тельце, раскидав в стороны истощённые ручки. Мальчик, лет шести, умирал. Не будучи лекарем, я видел это так же ясно, как боль и ужас в глазах матери.
- Помоги. - беззвучно шептали искусанные в кровь губы.
Я мог помочь, но мог и приблизить конец. Как объяснить это измученной матери? Как объяснить, что я в не лучшей форме и не всесилен? Рука прикоснулась к полыхающему лбу. Мальчик застонал и мотнул головой. Я скинул плащ и сел на пол, возле кровати. Сломанное ребро снова дало о себе знать, кольнув в бок.
- Уйди. - сказал я. - Пусть никто не входит в комнату, пока не позову.
Страх за жизнь сына переборол предрассудки. Женщина развернулась и ушла, задёрнув занавески, заменяющие двери. Я рад, что она промолчала. Мне нравятся молчаливые люди. Открыл мешок и достал бутылочку с соком сон-травы. Капнул в приоткрытый рот ребёнка и сам сделал глоток. Всё. Мы теперь связаны. Взял руку ребёнка, прижался к ней лбом. Многие считают, что погружение в сон другого человека, должно обставляться ритуалами и заклинаниями. Даже доводилось слышать об обязательном омовении младенческой кровью. Такие слухи, распространяемые невежественными дилетантами, делают из нас еретиков и отступников, продавших душу потусторонним силам. Не верьте, когда услышите о жертвоприношение. Не верьте, когда услышите о кровопускании молодого бычка с двумя головами и о настои из желчи жаб. Я, идущий по снам, утверждаю, достаточно сока сон-травы для прочной связи с клиентом и телесного контакта.
"Прежде чем приступить к исцелению или изгнанию морока, осмотрись. - говорил Мастер. - Вспомни, что окружает клиента наяву и ты поймешь, что тебя ожидает. Наши сны отпечаток действительности, хитроумная загадка, загаданная подсознанием". Мои глаза, с выработанным профессионализмом, отмечали бедноту, но идеальную чистоту комнаты; земляной пол тщательно подметён, стены выскоблены, а в расставленных повсюду горшочках с живыми цветами, чувствовалась заботливая женская рука, пытающаяся доступными средствами скрасить скудную обстановку.