Человек поклонился и ответил:
– Учителю Тьянь-По и не потребуется разговаривать со мной, ибо я привез письмо от моего учителя.
С этими словами он подал Тьянь-По бумагу.
Тьянь-По развернул послание и прочитал вслух:
– "Твои ученики – настоящие обезьяны!"
Несколько мгновений он размышлял над прочитанным, а затем отправился в дом и вынес оттуда в сад набор письменных принадлежностей. Расположившись удобнее, он вывел на листке бумаги своим изящным почерком каллиграфа:
«Любая мартышка ближе к состоянию просветления, чем жадный глупец».
Он вручил послание ученику и выпроводил его вон.
Когда тот скрылся из сада, Тьянь-По перевел взгляд на Конана.
– Что ты думаешь обо всем этом? – спросил Тьянь-По.
– Ты ведь прочитал письмо и написал остроумный ответ, – молвил Конан. – Разве ты не понял, о чем написал тебе Тин-Фу?
– Нет, – признался Тьянь-По. – Я ответил ему наугад. А у тебя есть предположения?
Конан медленно покачал головой.
– Никаких, – сказал он. – Разве что одно: Тин-Фу совершенно прав. Твои ученики – сущие обезьяны. Хотя и презабавные ребята. Мне было с ними интересно.
Ни у Тьянь-По, ни у Конана не возникло даже мысли о том, что смысл послания Тин-Фу следует понимать буквально. А между тем это было именно так.
Инь-Тай недолго оставался в неведении относительно своей будущей судьбы. Неожиданно он почувствовал, что веревки, стягивающие его руки, ослабли. Он пошевелился, и это ему удалось. Что за чудеса! Никто не приближался к пленникам, никто не освобождал их от пут. Неужели колдун опоил их каким-то зельем или одурманил чарами и, пока оба находились в забытьи, решил их освободить?
Странно.
Инь-Тай шевельнул руками, и веревки упали. Он хотел было окликнуть своего товарища, но язык не повиновался ему. А совсем рядом послышался радостный крик обезьянки. Инь-Тай повернулся. Гуна поблизости не было.
На том месте, где совсем недавно корчился связанный Гун, сидела на корточках толстая лохматая мартышка и увлеченно гримасничала.
Инь-Тай протянул руку, чтобы коснуться ее. С ужасом он увидел, что его рука покрыта густой рыжей шерстью. Вторая мартышка мрачно закивала головой и обхватила себя длинными руками. Затем медленно двинулась вперед, приволакивая ноги. Ее хвост поднялся в воздух и несколько раз качнулся из стороны в сторону.
На деревьях при виде новых двух мартышек громко завопили другие обезьянки. На головы чужаков посыпались орехи, листья, палки.
Инь-Тай крикнул. Он хотел сказать своему товарищу: «Давай вздуем этих нахалов!», но человеческих слов у него не нашлось. Вытянутые губы исторгли странные пронзительные крики. Тем не менее Гун понял его и осклабился, показывая желтоватые клыки.
Миг – и обе новых мартышки взлетели на деревья. Может быть, ученики Тьянь-По и сделались обезьянами (как любезно сообщил их учителю Тин-Фу), но своих боевых навыков они не утратили. И это очень обрадовало Гуна и Инь-Тая.
С громким боевым кличем они ринулись в битву. Жертвой их первой атаки стал крупный самец с черноватой шерстью и нахальной мордой. Новички безошибочно узнали в нем лидера и решили сокрушить его. Другие обезьяны пытались поначалу защищать лидирующего самца, однако против бешеного вихря рук и ног (новообретенная одинаковая ловкость верхних и нижних конечностей восхищала Гуна и Инь-Тая) устоять не смогла ни одна обезьяна. И вскоре они начали отступать.
Лидирующему самцу приходилось теперь плохо. Его лупили и дубасили с обеих сторон. Он верещал, озирался по сторонам, а затем обхватил голову обеими длинными руками и заплакал, прося пощады.
Гун остановился первым. Инь-Тай еще раз наподдал противнику, но затем перестал бить и он. Самец с глубоким вздохом убрал с морды одну руку. На приятелей уставился круглый желтоватый глаз, в котором дрожала слеза.
Инь-Тай почувствовал сострадание к этому несчастному существу, которое совсем недавно было чем-то вроде императора в стае злонравных мартышек. Он решил выказать свою симпатию к поверженному лидеру. Будь они оба людьми, Инь-Тай предложил бы ему чаю или рисовой водки, а потом отправился бы с ним в квартал Красных Фонарей. Но в стае обезьян он принял другое решение. И повел себя с исключительной любезностью: обнаружил за ухом у самца крупную вошь, снял ее и раздавил черными ногтями.
Самец убрал от морды и вторую руку, а затем осторожно перелез на соседнюю ветку.
Самки-мартышки, вереща, окружили новых лидеров стаи. Инь-Тай обнаружил себя окруженным лохматыми и хвостатыми прелестницами, каждая из которых норовила обыскать его шерсть или потереться мордой о его плечо. Гун пользовался не меньшим вниманием.
Друзья осознали, что им происходящее очень нравится. Живя в мире людей, они никогда не пользовались таким беспредельным уважением, такой искренней и пылкой любовью!
3
Конану несколько зим назад довелось встретить странных существ, которые не являлись людьми в полном смысле этого слова. Обычно для чудовищ подобные встречи с киммерийцем заканчивались плачевно – Конан обладал здоровым чувством прекрасного и не находил удовольствия в созерцании оскаленной клыкастой пасти или развернутых на полгоризонта кожистых черных крыл. Не любил он когтистых лап, норовящих выпустить кишки всему, что движется и не деревянное.
Однако эти существа были иными. Они появились на свет от заколдованной матери. Несчастная девушка, полюбившая колдуна настолько, что полностью предалась в его власть, постепенно превращалась в птицу, а трое ее отпрысков родились крылатыми карликами. Утратившая рассудок их мать умерла, а карлики-крыланы некоторое время собирали сокровища, желая отыскать своего отца и заставить его расколдовать их, превратив в обыкновенных людей.
Встреча с Конаном полностью перевернула жизнь крыланов. Сокровища, украденные карликами, обрели… как бы это поделикатнее выразиться? – нового хозяина. Впрочем, крыланов киммериец тоже не обидел. Чего нельзя сказать об их отце – злой колдун был уничтожен. Братья-крыланы расстались с надеждой превратиться в обыкновенных людей. Следуя совету Конана, они перебрались в Кхитай, страну, где полным-полно странностей. Так охарактеризовал родину своего друга Тьянь-По киммериец.
Действительно, в Кхитае никто не смотрел косо на трех низкорослых братьев-горбунов, которые купили небольшой чайный домик на окраине города Пу-И и открыли свое маленькое дело. Постепенно все трое женились и даже завели детей. Крылатой родилась только одна девочка; впрочем, она оказалась прехорошенькой и очень послушной, так что ее отец был вполне ею доволен. Прочие дети выглядели совершенно обыкновенными.
Когда на пороге очаровательного чайного домика появился чужестранец, первой его заметила именно крылатая девочка по имени Фэй. Она сидела на ветке дерева и таращилась на улицу, когда перед ней внезапно вырос гигант с мечом за плечами. Синие глаза гиганта были как раз вровень с глазами девочки. Фэй никогда не видела таких светлых и ярких глаз. Она тихонько вскрикнула, взмахнула крыльями и взлетела. Гигант рассмеялся.
– Вижу, я пришел куда следует – крикнул он в спину улетающей девочке. – Передай своему отцу, что здесь Конан-киммериец! Я хотел бы поговорить с ним! И с твоими дядьями – тоже!
Фэй уже скрылась в саду, Некоторое время ничего не происходило. Конан, посмеиваясь, разгуливал по дорожкам и разглядывал многочисленные крохотные мостики, перекинутые через тонкие, как ниточка, ручейки, пруды, где резвились зеркальные карлики, каждый размером с монетку, выложенные камнями клумбочки с пахучими белыми цветами, малюсенькие искривленные деревца. По кхитайским меркам, дом был богатый и изящный, Конан мог судить об этом по ухоженному саду.
Вскоре навстречу к нему поспешили крыланы. Они окружили его и захлопотали, как это делают все кхитайцы. Киммериец еще раз подумал о том, что кхитайские манеры весьма заразны и прилипчивы, и дал себе слово поскорее покинуть эту страну, покуда он и сам не превратился в хлопочущего, суетящегося кхитайца.