Таким образом, мышление ребёнка развивается постепенно, с помощью манипулирования предметами, речи, наблюдения и т.п. Большое количество вопросов, которые задают дети, свидетельствует об активных мыслительных процессах. Появление сознательного обдумывания и размышления у ребёнка свидетельствует уже о проявлении всех аспектов мыслительной деятельности. Все большее значение приобретает использование накопленного опыта. К 3-5 годам понятие ещё опирается на один признак ("ложка - то, чем едят"), к 6-7 годам выделяются уже общие, групповые признаки. Становление высшей нервной деятельности в основном завершается в возрасте 15-17 лет.
Инициативное мышление - один из интереснейших феноменов, выделяющих человека из мира животных. Уже в начале жизни у человека проявляется настоятельная потребность самовыражения. Инициативное мышление является одним из способов активного познания мира, и именно оно делает возможным прогресс, как отдельного индивида, так и человечества в целом. И поэтому для современной школы исключительно важной является проблема развития инициативных и творческих учащихся. Этой проблемой занимались и продолжают заниматься ряд отечественных и зарубежных учёных. Однако в практической работе сдвиги в направлении решения этой проблемы ещё очень незначительны. А в настоящее время всем очевидна необходимость подготовки учащихся к инициативной и творческой деятельности. В связи с этим повышается роль школы в воспитании активных, инициативных и творческих мыслящих людей.
● Мышление. (c) Дзогчен Чога Кхенпо Ринпоче и центр Шри Сингха
Я - это мышление
Всё, что я воспринимаю, есть порождение моего ума. Наша собственная вселенная уникальна, так как мы видим, слышим, ощущаем, чувствуем, воспринимаем, реагируем и думаем отлично от других. Велико это отличие или незначительно здесь не так важно - нам нужно лишь определиться с тем, что нет существ с одинаковыми «вселенными». Это даст нам основание для утверждения о том, что никакой вселенной, как чего-то общего для всех, за пределами существа нет. Общей вселенной не существует. То, что мы привыкли считать как что-то внешнее и отдельное от нас, например, этот центр, тех, кто сидит рядом, людей на улице, кризис, погоду, президента, Далай-Ламу, на самом деле есть порождение нашего мышления. Таким образом, так называемое «Я» оказывается шире и больше, чем привычные «тело», «имя» и прочие способы самоидентификации - оно охватывает всю вселенную. Итак, я - это мышление, вселенная - это порождение мышления.
Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. (Ещё раз прочесть! 3 с.)
10. Наука о первобытном мышлении
Почин в изучении образа с точки зрения форм мышления принадлежит, конечно, не психологии. Начало изучения приматов созна-(29)ния ведёт к школе Дюркгейма, где скрещиваются пути социологии, этнологии и науки о первобытном мышлении. Освежающая попытка Дюркгейма освободить науку от всеобщего увлечения "магией" и вскрыть в ней явление второстепенное до сих пор ещё не получила должной оценки; напротив, общеизвестна его мысль о первенствующем значении коллективного начала в образовании архаических форм сознания, в частности - дорелигиозных представлений. Им особенно подчёркнута роль общественности как творца всех культурных форм и ценностей. Дюркгейм показывает, что ничто не "выдумано" отдельным человеком; вскрывая закономерность в генезисе всех форм культуры, он подчёркивает стереотип этих форм, созданных доисторическим коллективом и по наследству переданных нам, в их сакраментальной обязательности и неизменности, охватывающей всю нашу жизнь, наши мысли, наш язык, мир наших вещей32. Блестящая по изложению, книга Дюркгейма не выдерживает никакой методологической критики; его социологизм отвлечённый, оторванный от базы, его "общественность" - замена по методу былого солнца и духов растительности. Спецификой первобытного мышления занимается ученик Дюркгейма, Леви-Брюль, и приходит к выводу о родовом различии между нашим способом мышления и первобытным33. Создаётся и в этой области понятие "доисторичности", и Леви-Брюль вводит, одновременно с Прейсом и Марром, термин "дологическое мышление". Так образуется новая дисциплина, в которую отныне устремляются и психологи, и философы, и лингвисты, и этнологи, и новые специалисты - этнопсихологи, ведущие, однако, своё происхождение от Вундта34; но эта дисциплина на Западе и у нас строится на диаметрально противоположных методах. Несмотря на общие с Дюркгеймом методологические недостатки, Леви-Брюль ценен тем, что идёт дальше своего учителя; его мысль о том, что в доистории каждое явление природы и окружающей жизни сопровождается смысловой интерпретацией человеческого сознания35, а также его анализ особенностей этих дологических осмыслений открывают возможность научного изучения семантики, которая оказывается не плодом "народного творчества" и "народной поэтической фантазии" (как думали мифологисты), а историческим этапом сознания, реагирующим на реальную действительность. Теперь символика образов получает закономерное обоснование и в отношении исторического времени и качественно, по содержанию; чем глубже изучается доисторическое мышление, тем понятнее становится (30) сущность образа. Остается только выяснить самые особенности дологического мышления, и Леви-Брюль в социологии, Прейс в этнологии, Кассирер в философии, Марр в лингвистике одинаково определяют это мышление как "синтетическое", "комплексное", "диффузное" и "конкретное"36; отныне становится известным, что "доисторическое" мышление - образное, что за образностью лежит определённое восприятие мира, и поэтому "ансамбль" одинаковых по содержанию образов не случаен; наконец, что это мировосприятие вполне специфично. Систему этой специфичности, в виде одной из форм сознания, обосновал уже не Леви-Брюль, а Эрнст Кассирер, философ-кантианец, который подходит к образу, к языку, к мифотворческому мышлению с точки зрения интересующей его "философии символических форм"37. Кассиреру нужно показать, что Кант был прав, что человеку присущи и врождены определённые формы сознания, что эти формы неизменны и статичны. Но со времени Канта наука сделала большие открытия; в частности, этнология и антропология открыли новый мир низших культур. Это, однако, не смущает кантианцев. Ведь Кант различал психологический и логический генезис понятий; психологически понятия возникают из опыта, но им логически предшествуют понятия априори. Кассирер как неокантианец и пытается дать историю психологического генезиса понятий; он разрывает дологическое и логическое мышление, не понимая единства логического процесса. С этой позиции он заинтересован именно тем, чтобы доказать своеобразие мифического сознания - и вот появляются его работы в направлении спецификации и уточнения первобытного мышления. Основной вывод Кассирера заключается в том, что мифический мир - это единственный мир, доступный доисторическому сознанию, и творчество языка или мифа есть только часть общего процесса осознания мира38. Конструктивные формы, лежащие в основе мифического мировосприятия, - подобно языковому, научному, художественному, - показывают специю его как области сознания. Таким образом, дело не в том или ином конкретном явлении, лежащем за мифом в качестве его генетической причины, а в самом мышлении, которое качественно отлично от нашего. Отличения эти касаются, главным образом, категорий причинности, времени и пространства. В первой как итог комплексности и отсутствия расчленений мы находим тождество причины и следствия, во второй - образ чередования качественно различных времён, при одновременной плоскости, (31) со слитностью "раньше" и "после"; наконец, в третьей - восприятие пространства как вещи, с определённой структурой, при тождестве величины и формы. Отсюда - связь времени и пространства с заполняющим их содержанием и тождество части - целому, единичного - общему, вещи - свойству. Эта общая структура мифического мышления тождественна первично-языковому сознанию, и связь их настолько генетична, что языковые представления и звуковые комплексы рождаются одновременно с мифическим образом. Язык и миф, следовательно, параллельны, и общая, рождающая их стихия есть первобытное сознание39. Но неразрывность языкового понятия и мифического образа позволяет заменять один из этих двух элементов другим, и тогда перед нами метафора. Ни образность речи не произошла из мифа, ни миф - из образности речи. Метафора как форма комплексного и отождествляющего мышления предшествует разграничению языка и мифа; в момент её зарождения элементы сознания ещё не выделены, и вот этот процесс отождествления и есть метафоризация. Метафора поэтому представляет собой символ совершенно специфического содержания сознания. Связь слова и его значения обязаны этому же отождествлению звукового комплекса с соответствующим содержанием сознания, результатом чего является тождество мифического образа и языкового понятия. В этом как бы общая база для параллелизма слово- и мифотворчества и той семан