Но, несмотря на все эти различия, мне кажется, все эти тенденции вызывают к жизни ряд новых функций преподавательской деятельности.
Попытаюсь коротко на некоторые из них обратить ваше внимание. Понятно, что функции преподавателя - это производная от функции университета, преподаватель делает то, что должен делать университет.
Университет доинформационной эпохи проводил исследования, тематику и направления которых сам выбирал, исходя из предпочтений преподавателей, которые не всегда совпадали с предпочтениями государства и экономки. И готовил профессионалов для тех или иных устойчивых, стабильных рынков труда или сегментов государственного управления и т.д.
И традиционно работа преподавателя сводилась, если говорить упрощенно, к четырем функциям:
§ исследовать тот предмет научного познания, который его привлекает. Когда-то это называлось "удовлетворением собственного любопытства за счёт государства". И это сегодня тоже имеет место;
§ быть главным источником учебной информации и главным её распорядителем. Многие преподаватели себя таковыми и считают, не понимая, что это время уже прошло, и студент, сидя в аудитории, может открыть свой планшет и посмотреть новейшую информацию по теме на любом языке и получить более интересную и глубокую информацию;
§ передавать свои знания студентам, а также воспитывать у них компетентности, умения и навыки;
§ проверять степень усвоения студентом переданных знаний, умений и навыков. Эта функция очень нравится многим преподавателям, некоторые на ней зарабатывают дополнительные деньги. Эта функция незыблема и фундаментальна. За неё горой стоят преподаватели. Все попытки сделать так, чтобы знания оценивал не он, а, например, независимый эксперт, сразу же вызывают бурю негодования и нам начинают объяснять, что это неправильно и непедагогично.
Сегодня жизнь преподавателя выходит далеко за рамки этих четырёх функций (плюс некоторых для души - популяризация науки, просветительство, консультирование, экспертиза и т.п.). Сегодня он должен осваивать маркетинговые стратегии выхода на рынки научно-технической продукции. Он должен делать не то, что он хочет, а то, что приносит доход университету и определяет его финансовый статус. У него все меньше времени остаётся для студентов, потому что он должен зарабатывать деньги.
Из привилегированного свободного академического человека он становится пролетарием умственного труда. И подвергается эксплуатации, отчуждению, его статус становится сомнительным, потому что его могут легко уволить, понизить зарплату. И многие наши американские и английские коллеги просто плачут, потому что их зарплаты обесценились, положение стало неустойчивым.
Этот появившийся класс - прекариат (от англ. precarious - рискованный, нестабильный - ред.). Мы им завидуем, считаем, что они живут замечательно, но я полагаю, что наши преподаватели себя чувствуют лучше и устойчивее, чем многие американские и британские.
Из аудиторий университетский мир все больше и больше перемещается в виртуальное пространство. И в этой ситуации важно сделать так, чтобы студенты могли с нами общаться, учились мыслить в процессе постоянной коммуникации, пусть и в виртуальном сообществе. Есть специальные технологии - и вебинары, и скайп, которые мы вообще никак не используем. Но нам придётся выстраивать концепцию организации и поведения в виртуальном учебном пространстве.
Есть расхожее мнение, что студенты стали хуже, примитивнее, что массовизация образования снижает их мотивацию к учёбе. Это и так. И не совсем так. Конечно, когда у нас в университете конкурс на радиофизический факультет был 15:1, то это совсем иные студенты были, чем те, которые сейчас поступают, когда на 1 место претендует 0,5 студента. И они все сегодня поступают. А то, что кто-то из них таблицу умножения не знает, то это для будущего радиофизика или физика-ядерщика уже не является непреодолимым препятствием.
Я, конечно, утрирую. Но я хочу сказать, что в целом студенты - хорошие и, более того, они сегодня более требовательные, они ощущают себя кем-то вроде клиентов. Коммерциализация высшего образования, соревнование за студентов как за источник финансирования среди вузов, усиливают клиентоцентрическую модель высшей школы, и мы к ней не готовы.
Современное студенчество превращается в огромную социальную силу. Они ощущают эту силу и из "класса в себе", по Марксу, превращаются в "класс для себя". Они понимают свою политическую роль и то, что они могут оказывать давление на администрацию университета и на любого в вузе. И главное, что они понимают: их интеллектуальный потенциал и знания, которые они приобретают, заплатив за обучение и посвятив ему несколько лет жизни, не находят применения. Безработица, социальная несправедливость, отсутствие социальных лифтов радикализируют студентов и заставляет их предъявлять требования к содержанию образования.