— Боюсь, местные жители покажутся вам чем-то вроде rudis indigestaque moles[349], - заметил профессор Квелч на берегу реки, отталкивая зазывал ротанговой тростью. — И сам город практически не представляет археологического интереса. Его буквально растащили разные захватчики, как вам известно. — Он прикрыл рот длинными пальцами и захихикал, как будто сказал что-то непристойное.
Его брат пошел вместе со мной к причалу. Я обменялся с ним рукопожатием, тщетно пытаясь сдержать слезы.
— Удачи, — пожелал я.
— И вам того же, дружище. Малкольму стало лучше, как вам кажется, когда я подлечил его содовой с капелькой «Гордонс»? — Он подмигнул и добродушно потрепал меня по руке. — Удачи и вам, старый кореш. Если я услышу о ваших пленках и о вашем негре, то найду способ передать весточку.
Истинная привязанность выражалась в этих скупых словах и жестах. Воодушевленный, я отсалютовал капитану и забрался в автомобиль, сев напротив надменного герра Симэна и нетерпеливой Эсме, которая, как всегда, радовалась посещению нового города с новыми магазинами. Миссис Корнелиус устроилась рядом со мной.
— Надеюсь, холодное пиво у них тутотшки есть. Это все не слишком по-английски.
Когда я заметил, что было около шестидесяти пяти градусов[350] — в Лос-Анджелесе такая погода казалась нам прохладной, — она ответила, что всегда ненавидела теплое пиво, даже зимой.
Прежде чем автомобиль тронулся с места, капитан Квелч наклонился к открытому окну и вполголоса сообщил мне:
— О, между прочим, друг мой, похоже, закон все же дотянулся до бедняги Болсовера. Я слышал, что его сегодня должны арестовать. Наркотики, очевидно, — вот бедолага. — Он подмигнул и послал мне воздушный поцелуй, а потом шагнул в сторону.
— Помните, дорогой мой мальчик, — сказал он вслед тронувшемуся автомобилю, — доверяйте только Богу и Анархии.
Теперь мы выехали на набережную, вдоль которой тянулись ряды пальм, белоснежных отелей и летних резиденций — окна зданий выходили прямо к морю. Балконы из кованого железа, аура спокойствия и аристократизма — все это сильно напоминало мне весеннюю Ялту. Но я не смог бы спасти тех девочек, даже если бы попытался. Они наслаждались острыми ощущениями, эта ситуация радовала их… Я не захотел присоединяться к ним и оставил их в покое. Слабый ветер покачивал ветки на набережной и поднимал волны на море, а по улицам двигались в основном повозки, запряженные лошадьми, частные автомобили и редкие трамваи, все было нарядно и выглядело просто образцово — насколько это возможно в такой пыльной стране. Даже в Александрии, между океаном и озером, все быстро привыкали к густой пыли цвета хаки, которая покрывала газеты, книги, одежду и отполированные прилавки на базарах. Все стало желтым или коричневым. Теперь, когда охряный туман рассеялся, над высокими крышами открылось нежно-голубое небо. Бледно-золотой свет постепенно разливался над синей водой, белой набережной и строгими гранитными зданиями, и пальмы меняли цвет — от лимонно-желтого до серовато-зеленого. Их оранжевые, коричневые и красные стволы, разнообразие трав, которые росли у оснований деревьев, помогали смягчить суровость кирпича власти и песчаника дипломатии, придавая национальным флагам и эмблемам не столько солидный, сколько веселый вид. Оштукатуренные фасады местных зданий блестели, как свежий хлопок. В такие мгновения город казался силуэтом со старой фрески; яркие цвета как будто пробивались сквозь густые слои времени, прежде чем добраться до нас. Это зрелище вызывало восторг, и я едва не забылся сладким сном. Я очень мало спал той ночью и действительно слегка задремал, когда автомобиль остановился возле здания, напоминавшего нечто среднее между замком крестоносца и мексиканским публичным домом. Я соскочил с подножки автомобиля и посмотрел на пять великолепных этажей отеля. Профессора Квелча позабавило мое удивление.
— Именно это мы бы увидели, если бы мавры завоевали Трун[351], - прошептал он.
Смысл его замечания стал мне ясен только двадцать лет спустя, когда я посетил Шотландию. У британцев сохранилась привычка использовать местный стиль и превращать его во что-то веселое и легкое. В прохладных коридорах отеля пахло воском и жасмином, стволы пальм были отполированы до неестественного блеска, в тон с темным деревом и турецкими мозаиками в холле. Нас приветствовал управляющий, грек с французским именем. В наше распоряжение был предоставлен целый этаж отеля. Рождественские каникулы уже начались, и многие постояльцы путешествовали по стране или посещали родственников в Англии. Богатые египтяне и британцы проводили в Александрии лето, но в прохладные месяцы перебирались в Каир. У меня в голове не задержалось название заведения, но, кажется, его дали в честь какого-то английского лорда; возможно, это был отель «Черчилль».
349
Нечлененной и грубой громадой