- И что вы об этом думаете? - обратился я к надзирателю.
- Думаю, - произнес он задумчиво, - что история запутанная.
- В логике вам, Лаврентий Филиппович не откажешь, - заметил я с невольным сарказмом в голосе. Однако Медведев на мой тон не прореагировал, по всей видимости, привык.
- Вот только, часики я у вас, Яков Андреевич, вынужден попросить обратно, - заметил он и добавил, словно извиняясь:
- Как-никак, а вещественное доказательство!
Я с трудом удержался от того, чтобы не спросить его, что именно эта вещь доказывает, но смолчал и послушно переписал все буквы и цифры к себе в записную книжку.
- Ну, вот и славненько, - приговаривал Медведев, похлопывая меня по плечу.
И чего только ради дела не вытерпишь!
- Ранее вы упоминали о каком-то свидетеле, - напомнил я надзирателю.
- Конечно, упоминал, - согласился Медведев. - У меня и данные его где-то здесь записаны, - добавил он и принялся перекладывать на столе с места на место стопки исписанной бумаги. Наконец он извлек на свет Божий то, что искал, и продиктовал мне под запись:
- Платон Модестович Слепцов, проживает на улице Московской, квартиру снимает у какой-то вдовы, в доме под номером шесть.
- И что же этот Платон Модестович из себя представляет? - осведомился я.
- Сами увидите, - усмехнулся Лаврентий Филиппович.
Я же настаивать не стал, распростился с квартальным надзирателем и поспешил по указанному адресу.
Трясясь в экипаже, я от нечего делать рассматривал людей через каретное окошко. Народу высыпало на улицы - тьма! Однако я так и не заметил никого из знакомых, и меня это почему-то разочаровало. Видимо погода настраивала на общительный лад, а я предчувствовал, что в скором времени вынужден буду погрузиться с головою в работу.
Экипаж остановился у железной витой ограды, я вышел из кареты и отправился прямиком к небольшому домику из белого кирпича, окруженному палисадником. Не успел я дернуть ручку звонка, как дверь мне открыла пожилая голубоглазая женщина в короткополом темно-коричневом шугайчике и длинной креповой юбке. Как я и предполагал, она и оказалась той самой вдовой, о которой говорил надзиратель.
- Чем обязана? - осведомилась женщина.
- У вас ли снимает комнату господин Слепцов?
- Ну, - насторожилась она. Мне показалось, что хозяйка не расположена к длительному общению.
- Так я к нему с визитом, - сообщил я ей, как можно любезнее.
Она пропустила меня в просторную переднюю, где горела огромная сальная свеча, и сказала, что уведомит обо мне Платона Модестовича.
- Как вас представить? - поинтересовалась она.
Я отрекомендовался:
- Отставной поручик Преображенского полка Яков Андреевич Кольцов.
Женщина скрылась за дверью, оставив меня в одиночестве, продлившимся несколько минут. Как я и думал, мое имя произвело на Слепцова благоприятное впечатление, и он, по словам хозяйки, согласился меня принять.
Платону Модестовичу на вид было далеко за пятьдесят. Я разглядел, что его дряблую шею украшал орден Станислава третьей степени, из чего было несложно заключить, что Слепцов долгое время прослужил на пользу отечеству в чине титулярного советника. Обстановка в его комнате была очень скромной, я бы сказал, даже бедной, потому я пришел к выводу, что материальное положение Платона Модестовича отнюдь не блестящее.
- Чем могу служить? - вежливо осведомился он, с интересом наблюдая за мной. Его мутные глазки оживленно забегали под мохнатыми седыми бровями. Присаживайтесь, пожалуйста, - засуетился Слепцов и сам пододвинул мне обшарпанный деревянный стул с высокой спинкой.
Я устроился поудобнее и приступил к расспросам.
- Вы лично заинтересованы в этом деле? - удивился он. - Меня уже допрашивал некто Медведев, - добавил титулярный советник и уточнил, скорчив гримасу:
- Пренеприятнейшая личность.
- Погибший был моим другом, - ответил я.
Истине это почти не соответствовало, знакомство наше было почти что шапочным, зато выглядело более или менее правдоподобно. Зачем еще мне могло понадобиться вмешиваться в дела полиции?
- Так, так, так, - затараторил Слепцов. - И что же вы желаете знать?
- Расскажите мне обо всем как можно подробнее, - попросил я его.
- С чего же начать? - Платон Модестович засомневался, обхватил двумя пальцами подбородок и зашагал по комнате.
- С самого начала, - посоветовал я.
- Ну что же, попробую, - послушно согласился титулярный советник. Возвращался я поздно вечером от дочери, она у меня далековато живет, на Аптекарском острове. Ее супруг там домик прикупил с мезонином. Так вот, я к ним обычно раз в неделю наведываюсь, чайком побаловаться, поболтать о том, о сем. У дочки моей, у Машеньки, печеньице всегда найдется домашнее, а зять мой человек сведущий, - Слепцов перевел дух и снова заговорил: - В вопросах политики.
Я с интересом внимал ему и не перебивал, вопреки своему страстному желанию направить наш разговор в совершенно иное русло. Мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что чело- век, прерванный на полуслове, порой замыкается в себе. Поэ- тому я сдержал свой порыв и позволил Слепцову поведать мне все, что ему известно о замужней жизни Марии Платоновны.
- Так, о чем это я? - вдруг прервался Платон Модестович. - Ах, да, он легонько хлопнул себя по лбу. - Темно уже было, я и не видел почти ничего. Но мне показалось, что человека в воду столкнули. Может, и померещилось? Не уверен я, - мой собеседник развел руками.
- А почему вам так показалось? - осведомился я.
Слепцов задумался, снова сорвался с места и зашагал по комнате. Наконец, он собрался с духом, чтобы ответить.
- Я увидел, как человек упал с моста, а потом услышал шаги, которые быстро удалялись прочь от рокового места. Хотя, - Платон Модестович все-таки остановился, - утверждать не берусь, - он вытер пот со лба батистовым платком с вензелями. - Возможно, несчастный юноша и покончил с собой, - Слепцов перекрестился. - Вам, вероятно, известно, что Петровские воинские артикулы относят самоубийство в разряд преступлений против жизни. Согласно закону, самоубийцу - неудачника, избежавшего смерти, приговаривали к смертной казни как посягнувшего на Божью волю и государственный интерес.
- Известно, - ответил я, изумленный его осведомленностью в этом вопросе.