— Помню, хотя и то и другое звучит одинаково мерзко. Ну и что? Какая разница, от чего нас раздавит, как букашек.
Он открыл рот, чтобы ответить, но тут толчки стали сильнее, и я увидел, как по асфальту возле нас пробегает глубокая трещина. Меня всего пробрала противная дрожь — зрелище было страшным — куда страшнее, чем в фильмах-катастрофах.
— Тут рядом есть парк без асфальта, пойдем туда — сказал Лерер будничным голосом. Схватил меня за плечи и потащил вперед, более не заботясь о том, как мы выглядим в глазах посторонних.
Спотыкаясь и стараясь держать равновесие, мы кое-как добрели до парка. Мы были далеко не одни — со всей округи туда набежало множество людей, и теперь все стояли на поросшем травой невысоком холмике и подавленно молчали. На меня посматривали неприязненно, как и все последние недели. Хорошо хоть, что пока не подходили с претензиями.
— Не обращай на них внимания — посоветовал Авшалом, все ещё придерживая меня за плечи — послушай меня, Янон. Это ненадолго.
— Ты нас специально притащил в такую толпу? Подстраховаться, чтобы я не полез к тебе в самый ответственный момент с поцелуями? А если меня решат отметелить за то, что накаркал им тут конец света?
— Поверь мне, Янон, никакая толпа не помешает мне поцеловать тебя, когда придет время — серьезно сказал Лерер — и никто к тебе не притронется. Все давно уже признали твой статус, хоть и особой любви к тебе это им не добавило. Кто же мог знать… — он засмеялся, не договорив, и наконец стало видно, что ему страшно не меньше моего.
— Чертов дос — беспомощно простонал я — чего ты хочешь от меня?
— Хочу сказать тебе — то, что происходит сейчас, это не исход, а совсем наоборот.
— Угу.
Он встряхнул меня, настойчиво глядя мне в глаза.
— Это не исход, понимаешь? Это возвращение. И нам остаётся все меньше и меньше места. Божественный свет — ты ведь знаешь, что это такое? Если он восстановится до изначального состояния — мы все исчезнем.
— Что за бред ты несешь, Лерер?
— Смотри — он наконец отпустил меня и протянул руку, указывая куда-то за мою спину.
Я повернулся, присмотрелся и понял, что вижу в воздухе небольшое пятно, как будто кинопленку прожгли кончиком сигареты. Пятно очень быстро росло, и я с ужасом понял, что это.
Никакое землетрясение не может разрушить этот мир до основания.
Но растущее черное пятнышко прямо посреди мироздания сделает работу быстро и качественно.
— Божественный свет, Авшалом? Скорее похоже на божественную тьму.
Я приблизил к дыре руку, и почувствовал, как она пульсирует — будто с внешней стороны ее насильно накачивают водой из огромного насоса. Прямо по воздуху вокруг нее пошли трещины, и я понял, что ещё пара секунд, и я просто сойду с ума от этого зрелища. Ни один живущий человек не должен видеть такое.
Пятно росло.
Я обернулся на Лерера, увидел, что его лицо бело до синевы, даже губы побледнели. Он протянул ко мне руки — наверное, чтобы снова обнять, но я отшатнулся — сам не знаю, почему.
Услышал отчаянные крики вокруг нас — люди тоже заметили трещины в пространстве, и понимали, что именно по этим трещинам весь мир через пару минут пойдет по швам.
Скоро мы все исчезнем. Я, родители, Ноа, Эден, мой малыш-брат.
Авшалом.
Небо будто бы превратилось в мутную темную воду, набухшую над нами — словно прямо над нашими головами ожил древний океан, и не было больше никаких звёзд, солнца, луны — ничего не было.
Абсурдность происходящего, ледяная несправедливость, даже какая-то безумная безжалостность — словно нас всех сейчас просто выкинут — сгребут и выкинут в черный мусорный мешок — как мусор, который начал занимать слишком много места — сдавили мне горло. Это невозможно принять. Да, конец — но не такой. Не такой!
В ушах зазвенело почти как тогда, сразу после смерти Нерии. Ещё секунда, и…
Внезапно меня охватил знакомый, почти нестерпимый жар — такой, как я ощущал за последние полгода при каждом появлении на себе знаков — кроме самого последнего.
Жаркая волна прошла по мне — словно высвободилась часть чужой, необъемлемой воли внутри меня, и я почувствовал себя батарейкой, которую долго заряжали в аккумуляторе, а потом наконец-то вставили в паз.
Наверное, того, что накопилось во мне за годы, в течение которых в меня вписывали и вкладывали эту волю, как деньги в копилку на черный день, хватило бы, чтобы создать сейчас целый мир с нуля…но кому он нужен, этот новый мир? Не проще ли слегка подлатать старый?
То, что медленно, но верно выдавливало кладку мироздания снаружи, словно притормозило. Одновременно ослабел и я. Посмотрел на свою руку, и увидел, что она вновь покрывается знаками, которые налезали один на другой, потом исчезали, и появлялись новые, которые тоже сменяли следующие символы. Я даже не старался прочесть их — вряд ли они были адресованы мне.
Жар становился все сильнее, черная дыра в пространстве всосала в себя ещё одну порцию из тех закромов, которые наполнялись внутри меня более десяти лет, и мне в душу хлынул страх — потому что стало ясно, чем это все закончится.
Жуткие черные трещины, которые извивались уже где-то в стратосфере, как вены на теле бодибилдера, словно съеживались, бледнели и истончались.
Краем уха я слышал отчаянный оклик Лерера, доносящийся до меня будто бы издалека. Подумал, что он так и не исполнил свое обещание про последний поцелуй. Надо было думать раньше, а сейчас уже поздно было жалеть.
Мне стало смешно и горько.
Десять лет подряд я гордо (не буду врать себе хотя бы сейчас) именовал себя «мессией», готовясь к своей неприглядной роли в процессе уничтожения человечества.
Я много раз воображал себе, как это случится: мировое землетрясение, которое я вызову силой своей воли; ядерный удар, который выплеснется из меня, сжигая весь мир; цунами, астероиды, наводнения.
Все эти годы я, как последний мегаломаньяк, видел себя этаким аналогом антихриста, хоть и отрицал это, прикрываясь стыдливо, как фиговым листочком, титулом Машиаха, который на меня однажды налепили — или я сам это сделал, поддавшись-таки этому клятому синдрому? Выстраивал стройные теории, подводил базу под свою омерзительную роль. Но, в общем-то, даже не пытался ничего оспаривать.
Только сейчас, в последние секунды своего существования, я наконец понял, что от меня требовалось, и мне захотелось смеяться, хотя по щекам моим катились слезы.
Я был этаким предохранительным клапаном…или даже лучше: универсальным скотчем, вроде того, которым наскоро залепляли щели и прорехи в том фильме про Марс с Мэттом Деймоном. Вся моя роль сводилась к двум простым действиям, которые вдобавок не требовали от меня никакого активного вмешательства: предупредить и предотвратить. Этакая аварийно-сигнальная система под кодовым самоназванием «Машиах». Красная кнопка, да не та.
Значит, все толкования Авшалома о «спасении» оказались правдой — а я потратил уйму времени, разубеждая его, вместо того, чтобы просто наслаждаться его присутствием рядом с собой. Наверное, он был единственным, кто понял все надписи правильно — но теперь это уже не имело значения.
Как жаль, что знание пришло ко мне так поздно.
Может, тогда я смог бы прожить свой последний год немного лучше.
Подольше держал бы на руках брата, почаще бы брал сестру в Тель Авив, побольше слушал бы хорошую музыку и поменьше — сплетен о себе.
Может, я смог бы завоевать свое место рядом с Лерером, не таясь от всех. А если даже нет — я мог бы…хотя бы смог бы выторговать у него на прощание один-единственный……