«Да», — что ж, ответ был очевиден, но моё сердце сильно ёкало.
Игнат видимо подумал и, взяв ручку и усердно настрочив ещё несколько новых слов, вновь передал мне листок: «А ты хочешь знать моё мнение? Да/Нет».
«Ну, не знаю… хочешь, можешь сказать. Не хочешь… не говори.»
Я как будто охлаждала себя, искусственно теряла интерес к происходящему между нами, но горячка таки подступала. Мне было нелегко дышать со спокойствием и подавлять в себе торопливую скорость обмозговывания из-за боязни паузы. Я боялась продолжать это и позволять нашей с ним коммуникации зайти дальше, но и боялась оборвать. Я слишком втянулась, включилась в это — давно и сильно. Сильнее и крепче, чем дальше всё шло.
А Игнат нажимал на струну: «Только да или нет!»
И почему это у него выходило так умело и строго? Его напор влиял на меня, Игнат давил требовательно, не оставляя мне другого выбора. Только тот, какого желал добиться от меня он.
«Да», — ответила я.
По ходу переписки мы время от времени улыбались друг другу, как, например, в этот раз. Когда напряжение доходило до своего пика и постепенно спадало, уходя в необходимый и комфортный нам ноль для небольшой разгрузки.
«Я очень удивлён, что только 60%. Варя сказала, что ты...» — здесь стояло сердечко в виде всем ясного символа, символа любви. Так вот, я прочитала про себя, заикаясь на том самом слове, запечатлённом в картинке: «Ты... л-любишь меня на 80%. А я на 73%.» До страха горячее слово "любишь" разрешила я себе не сразу, не с первой попытки.
Тем не менее, со стороны моего ума-разума, что-то смешное звучало для меня в этих строках: «А это тебе тоже Варя сказала, или сам таки дошёл?» — тут же едко подумала я.
И душой вскипела:
— Слушай Варю больше! Я хотела сказать это в её присутствии, но раз уж так вышло… Неужели ты не видишь, что она всё ещё влюблена в тебя?!
— Нет… я не думал… — Игнат, похоже, искренне удивился.
Даже настроение между нами переменилось. Я чувствовала подступ нахлынувшей досады и злилась.
— По крайней мере по её поведению я этого не замечал… — продолжал оправдываться Игнат. — Неужели?..
— Да.
Я не верила его чистой наивности. В конце концов, они же как «встречались» в четвёртом классе, до моего прихода в гимназию. Варя сама мне рассказала с месяц назад, как была в Орлова влюблена, а он с ней гулял несколько раз, из жалости. Что-то тут, в этой истории, для меня ну никак не клеилось, и даже как своей лучшей подруге (ныне бывшей) я ей не верила.
Но урок истории тем временем шёл своим ходом: Зевнёва сказала списать схему со слайда, и я принялась за работу. А вот Игнат почему-то вдруг стал беспокоен. Историчка всё диктовала и диктовала материал, я кое-как успевала записывать. Игнат протянул мне сверху донизу исписанный листочек, как раз когда я заканчивала писать. Только я писала историю, а он писал мне.
Я непонимающе уставилась на него. Тогда Игнат обвёл ручкой одно разборчивым почерком выведенное предложение в самом центре. Однако в этом не было смысла, ведь это предложение — первое и единственное, что уловили мои глаза.
«Я тебя сердечко», — гласила надпись. Сердечко — как "нравиться"? Нет-нет, оно сюда по смыслу не подходит; сердечко — как любовь. «Я тебя люблю».
Что ж, он мне признался. Всё шло к этому.
Я аккуратно сглотнула и попыталась дышать спокойно. Уже через мгновение я вновь уставилась в свою тетрадку с тупым выражением лица, что должно было изображать равнодушие. Моё оживление сменилось падением в потустороннее пространство; время вокруг меня шло, но в моём мире, для меня — словно не двигалось. Я была поражена этим событием, как чем-то невероятно грандиозным и по истине головокружительным, вырывающим почву из-под ног.
Как же сложно мне было сохранять хотя бы внешнее спокойствие после этого! Мне стало душно, не хватало воздуха, хотелось вздохнуть и дышать свободно, но никак не удавалось, и дыхание было неровно и загнанно. Физически я собственноручно загонялась. Но душа моя и мысли летали, как на американских горках.
***
Игнат ждал, когда я соберу вещи. Ко мне подошла Дина, и мы, как ни в чём не бывало, начали болтать, поднимаясь на второй этаж. Игнат шёл рядом с нами.