В 1994 году Плейм получила степень магистра, вернулась домой в пригород Филадельфии и приступила к изучению французского языка, чтобы подготовиться к поступлению на следующий год в бельгийский франкоязычный Колледж Европы в Брюгге. Подруге Плейм, Джанет Ангстадт, казалось, что год, который Валери провела в доме родителей, был ознаменован карьерным кризисом. Ангстадт беспокоилась, что карьера Валери зашла в тупик. Она считала, что Плейм по-прежнему состоит на службе в Госдепартаменте, но пребывает в длительном отпуске. «Она постоянно твердила: „Все так изменилось“. Она часто вела переговоры с Госдепартаментом, выясняла, нет ли у них для нее еще какого-нибудь назначения. Она говорила, что ждет, когда откроется хорошая вакансия, и что все образуется», — вспоминает Ангстадт.
«Я как-то не обращала тогда внимания на то, что слова „Госдепартамент“ она избегала. Она всеми силами старалась совместить две действительности, свою внешнюю жизнь и жизнь секретную, но всегда оставался некий зазор, где концы с концами не сходились». Натыкаясь на такие несоответствия, Ангстадт иногда пыталась что-то выяснить у Валери, но та ловко уходила от ответа. «Я переживала за нее».
1995/96 учебный год Плейм провела в Бельгии, где изучала европейские проблемы в Колледже Европы и жила, согласно требованиям, в студенческом общежитии. В 1996 году она переехала в Брюссель, где поселилась на втором этаже «респектабельного дома на красивой улице», по выражению ее матери. Родители приехали к ней, чтобы помочь обустроиться. Отец помог ей развесить коллекцию разнообразных произведений искусства: акварели, старинные карты, архитектурные наброски исторических достопримечательностей. В Брюсселе Плейм и начала свою полномасштабную деятельность в качестве агента НОП.
Начало оказалось несколько комичным. Описывая свою новую работу подруге Ангстадт, Плейм сказала, что получила должность в брюссельском представительстве небольшой компании, зарегистрированной в Северной Каролине и специализировавшейся на продаже акций нефтяных предприятий в США. Ангстадт, в прошлом юрисконсульт в Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, решила, что ее подруга собирается заняться чем-то не вполне законным. «Я сказала ей, что, по-моему, ей следует сдать квалификационный экзамен „Серии 7“, дающий право на операции с ценными бумагами в США, поскольку то, о чем она говорит, по-видимому, сводится к торговле акциями, — рассказывала Ангстадт, описывая разговор с Плейм. — Как ни странно, она ушла от ответа. Ясно было одно: она намерена заниматься чем-то другим. У меня всегда было такое чувство, что она приучала нас не задавать вопросов. Она неохотно обсуждала свои дела».
«В качестве консультанта по энергоресурсам она должна была участвовать в конференциях по энергетике, поддерживать контакты с людьми, выявляя, кто из них склонен к передаче сведений секретного порядка, — полагает бывший коллега Плейм по ЦРУ. — Это подразумевает умение распознавать, оценивать и отбирать нужных людей с последующей передачей их какому-нибудь агенту с дипломатическим иммунитетом, который выходил с окончательным предложением. Имея солидное прикрытие в бизнесе, она обретала свободу действий без вечного надзора государственных структур. Если кто утверждает, что от такого прикрытия мало пользы, они, скорее всего, не понимают, чем она занималась».
«Я вам так скажу, — резюмирует бывший сотрудник ЦРУ и Совета национальной безопасности Брюс Ридел. — Я посмотрел ту часть ее досье, что находится в открытом доступе. Управление приложило колоссальные усилия к созданию по-настоящему эффективного прикрытия для нее. Колоссальные. Те, кто утверждает, что она не была засекреченным сотрудником, просто не знают, о чем говорят. Она была всесторонне подготовлена как агент под неофициальным прикрытием и располагала самыми широкими полномочиями как оперативный сотрудник высокого класса. Разглашение ее статуса и всей схемы прикрытия нанесло Управлению серьезный урон».