После многих недель, проведенных под давлением, когда наша жизнь напоминала скороварку, нам не терпелось выбраться из Вашингтона. Джо должен был выступать в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, и мы оба с радостью приняли любезное предложение Нормана и Лин Лир провести уик-энд в их доме в Лос-Анджелесе. Норман познакомился с Джо после того, как увидел его на телеканале Пи-би-эс в тележурнале Билла Мойерса. Они быстро стали друзьями, и мы с нетерпением ждали личной встречи с Норманом и его женой. За год до этого Норман приобрел на аукционе «Сотбис» за 8,2 миллиона долларов один из немногих сохранившихся оригиналов Декларации независимости. Свое приобретение он отправил в выставочное турне по Америке, чтобы простые граждане смогли увидеть подлинное свидетельство о рождении нашей великой страны.
Когда Лин позвонила несколько дней спустя, чтобы сказать, что она устраивает небольшой обед в нашу честь, я впала в панику. Что надеть? Что сделать с волосами? Эта поездка стала отдыхом для души и долгожданным отвлечением от реальности нашей жизни той осенью. В теплом доме Лиров, построенном в провансальском стиле, с развешенными по стенам шедеврами современного искусства, мы непринужденно болтали с корифеями Голливуда. Вопреки стереотипу звезда отнюдь не всегда глуповато-самовлюбленная личность: наши собеседники были необычайно умные, хорошо информированные, политически неравнодушные и остроумные люди. Мы с Джо, по всей видимости, были для них такой же диковинкой, как и они для нас. Они задавали глубокие, сложные и подробные вопросы относительно подготовки к войне, о ЦРУ, об утечке сведений обо мне и о растущем сопротивлении в Ираке. Их искренний интерес и понимание внушали мне уверенность, но все же я понемногу начала ощущать себя белой вороной. Когда Уоррен Битти придвигал за мной стул и я усаживалась за обильный обеденный стол, я подумала, что моя жизнь приняла сюрреалистичный оборот, едва ли представимый всего полгода назад.
По возвращении в Вашингтон жизнь снова закружила нас в безжалостном водовороте. Журнал «Вэнити фэйр» подготовил к публикации обширное интервью с Джо, и в один из ненастных ноябрьских дней немногочисленная группа фотографов, ассистентов, визажистов и стилистов, все в элегантной черной нью-йоркской униформе, появилась на пороге нашего дома, чтобы сделать фотографии Джо — в качестве иллюстраций к тексту. В то утро я гуляла с детьми в парке и вернулась с прогулки с растрепанными ветром волосами, подавленная усталостью и не слишком хорошим самочувствием. Когда я вошла в кухню, Джо как раз гримировали перед фотосъемкой, и тут вся команда «Вэнити фэйр», как один человек, повернулась ко мне и стала упрашивать меня тоже принять участие в фотосессии. Застигнутая врасплох такой гламурной обстановкой и чувствуя себя отчасти сломленной, я нехотя согласилась, но при условии, что останусь неузнаваемой. По правде сказать, это был поступок в духе «а, была не была». Я не прислушалась к своим инстинктам и махнула рукой на свою всегдашнюю предельную осторожность относительно появления на публике. Не теряя времени, команда по наведению красоты сделала мне макияж, повязала гермесовский шарфик и скрыла лицо за темными очками, а потом меня усадили в «ягуар» Джо, который они припарковали напротив Белого дома. Все закончилось довольно быстро, и мы с Джо вернулись домой, напрочь позабыв об этой фотосессии.
Когда в январе 2004 года «Вэнити фэйр» появился на стойках с фотографиями меня и Джо, ярость правых была оглушительной. Некоторые полагали, что я «выдала» себя, появившись на фотографиях. Другие усматривали в этом попытку добиться славы или саморекламу. Те, кто развивал идею о том, что публикация статьи Джо и последующее разглашение в СМИ моего секретного статуса не были связанными друг с другом событиями, называли мой поступок возмутительным и скандальным. Их нападки были вполне ожидаемыми. Но я отнюдь не рассчитывала на то, что меня вызовут к начальнику ОБР и устроят настоящий разнос. Марк был в совершенной ярости, что я не сообщила ему о фотосессии с «Вэнити фэйр», и он был прав — я должна была сказать ему. Моим единственным объяснением было то, что творившееся в тот момент в моей жизни безумие повлияло на мою трезвую оценку происходящего. Ни один мой начальник не говорил со мной так резко, и я покинула его кабинет почти в слезах. Я была унижена, но что еще хуже — я утратила его уважение. На следующий день я вернулась в кабинет Марка и принесла свои искренние извинения, сказав, что готова перейти в другое подразделение, если он не хочет, чтобы я продолжала работать в ОБР. Он принял мои извинения и сказал, чтобы я оставалась. Тем не менее доверие его я утратила, и с тех пор он всегда был со мной холоден.